Однако инстинкт самосохранения подсказывал ему, что перед ним не обыкновенная девчонка, с которой можно пофлиртовать, а потом дать ей отставку. Напротив, все ее поведение еще при первой их встрече свидетельствовало о том, что перед ним знатная дама. А все же какое нахальство – девице и вдруг вызвать Вира на дуэль! Так почему бы не преподать этой дрянной девчонке урок, хотя бы и урок фехтования? И, сбросив с плеч плащ, Вир швырнул его в карету. Конечно, он постарается не причинять ей вреда – разве что слегка уязвит ее гордость, а потом уж придет черед других наук, в которых он тоже сумеет кое-чему ее научить. С этой огненноволосой красоткой можно было быть уверенным в одном – что вечер в ее обществе окажется нескучным.
Раздался свист стали – Вир извлек клинок, таившийся в его трости.
– Это продлится недолго, – крикнул он Джону Викерсу, своему кучеру, которому очень не нравилось держать разгоряченных лошадей на холоде, не нравилось почти так же сильно, как останавливать карету по приказу дорожных разбойников. – И попрошу не вмешиваться.
– Как прикажете, милорд, – отозвался кучер тоном человека, слишком давно знакомого с причудами хозяина и потому неспособного удивляться, что бы там Виру ни вздумалось выкинуть.
Констанс, оказавшейся лицом к лицу с маркизом, который был известен своим хладнокровием, равно как и искусством владения шпагой, невольно подумалось, а по плечу ли ей такой противник. Однако чувство, которое она испытывала, глядя, как клинок Вира, разминавшего руку перед поединком, рассекает воздух, не было страхом. Нет, она не боялась, а – несомненно, в силу некоей извращенности своей натуры, остававшейся прежде не замеченной, – трепетала от восторга при одной мысли, что ей предстоит скрестить шпаги и помериться силами с фехтовальщиком такого класса, как Вир. Впрочем, ведь и ее учил фехтовать человек, владевший клинком едва ли не лучше всех в Англии. Так что в поединке с Виром она сможет проверить, научилась ли чему-то.
У нее от возбуждения даже мурашки побежали по коже, когда Вир, поднеся эфес почти к самым губам, с шутовской церемонностью отсалютовал ей шпагой.
И право же, он был великолепен в своей мужской гордыне, которая, как ей было известно из прежнего опыта, несколько смягчалась и своеобразным чувством чести, и странным великодушием, так старательно скрываемым под напускным цинизмом. Как бы то ни было, он действительно опасен, как про него говорили. Если она оценила его неверно, то очень может быть, ей придется поплатиться за свою ошибку жизнью, и все равно ей не было страшно. Констанс всегда считала себя знатоком человеческих характеров. А в данном случае к своим преимуществам причисляла еще и поцелуй, из которого также можно было сделать выводы.
Констанс подняла шпагу над головой и направила клинок прямо на маркиза.
– Защищайтесь, милорд, – сказала она, встав в боевую позицию и приподняв отведенную назад левую руку для равновесия.
Вир, также вставший в боевую позицию, отозвался с нежной улыбкой:
– Защищайтесь, миледи.
– Я, строго говоря, не леди, – отрезала эта поразительная молодая красавица, хотя не без легкой горечи, что не ускользнуло от внимания Вира. Они описывали круги, держась на расстоянии, так что их шпаги только касались кончиками друг друга, примериваясь, оценивая, нащупывая слабости противника, выжидая, когда он откроется. – И уж определенно вам я никто, – объявила Констанс, быстрым кошачьим движением провела свой клинок над клинком Вира и сделала выпад.
Вир парировал его одним движением кисти.
– Тогда я должен заключить, что я ошибаюсь, – сказал он. Он пока только играл с ней и потому не стал отвечать выпадом. – С другой стороны, – заметил он, кончиком клинка удержав ее клинок и отклоняя ее прямой удар, – совершенно ясно, что вы и не джентльмен, а молодая особа, которой не хватает твердой мужской руки.
– И вы, милорд, очевидно, решили, – бросила Констанс в ответ, поймала его клинок возле самого своего эфеса и, очертив острием почти полный круг, отбросила клинок в сторону и ринулась в атаку, – что это должна быть ваша рука.