Констанс, всегда полагавшая, что своевременное отступление есть главная составляющая доблести, воспользовалась минутным замешательством Блейдсдейла, чтобы добраться до двери.
– Так как другие дела, лорд Блейдсдейл, кажется, требуют вашего внимания, – сказала она, взявшись за ручку двери, – не стану отнимать у вас время.
Он не остановил ее, но и она не дождалась позволения выйти. Выходя из кабинета, она как раз столкнулась нос к носу с Лэндфордом.
Вице-адмирал не удостоил ее даже взглядом и, протиснувшись мимо нее в кабинет, сразу же загремел:
– Он опять взялся за свое, Блейдсдейл! Вир, этот негодяй! Он ухитрился скупить мои долговые расписки! И где, черт возьми, он разжился наличными? У Албемарла он не имел ничего, это точно. А своего состояния у него нет – он же ни гроша не унаследовал после отца благодаря нашим усилиям. Давно пора этому дьявольскому отродью преподать хороший урок. Черт побери, Блейдсдейл! Трудно, что ли, это устроить?
– Успокойся, Оливер, – сказал Блейдсдейл и значительно посмотрел через плечо полнотелого вице-адмирала на Констанс. С подчеркнутой тщательностью он закрыл дверь перед самым ее носом.
Слова Лэндфорда все звучали в ее мозгу. «Трудно, что ли, это устроить?» Урок вроде того, который они преподали отцу Вира. Пресловутые долговые расписки, крушение «Ласточки», во время которого погибли и маркиз, и его супруга, – не было ли это все частью урока, устроенного Блейдсдейлом и Лэндфордом? Констанс почувствовала, как нехорошо стало у нее на душе. Может, ее мать в свое время поняла, до какой низости способен опуститься граф? Потому-то, забрав дочь, и покинула его? Как бы то ни было, все это произошло за пять лет до событий, приведших к трагической гибели родителей Вира и потере состояния, которое должно бы было перейти к нему по наследству. А теперь Блейдсдейл и Лэндфорд, наверное, вынашивают новый план, который должен погубить самого Вира.
Но теперь кое-кто узнал правду. Она, Констанс, узнала, и уж она постарается, чтобы Вир узнал об этом тоже. Для нее стало еще важнее сбежать из Лэндфорд-Парка и избегнуть злонамеренных махинаций Блейдсдейла.
Чье-то негромкое покашливание вывело ее из задумчивости.
– Прошу прощения, миледи, но мне приказано препроводить вас в вашу комнату. – Это был Хиггинс, дворецкий. Очевидно, он поджидал Констанс у дверей кабинета.
– Да, конечно же, Хиггинс. – Констанс улыбнулась и пошла по коридору. – Полагаю, тебе также приказано запереть дверь моей комнаты?
– Боюсь, что так, миледи, – отозвался дворецкий, которого, судя по всему, не слишком радовало данное ему поручение.
– Что ж, Хиггинс, раз приказано, так приказано. Совсем как в старые времена, верно? Помнится, частенько мне тогда приходилось сидеть в своей комнате под замком. Но в те времена маман скрашивала мое заключение, потихоньку передавая мне мою собачку Тоби, а заодно молоко с печеньем.
– Да, миледи, – согласился дворецкий, открывая перед ней дверь ее комнаты и отступая на шаг, чтобы она могла войти. – Если вам угодно, я принесу вам поесть, миледи.
– Спасибо, Хиггинс. Очень мило с твоей стороны предложить это, но, – тут она положила руку на рукав дворецкого, – не стоит. Боюсь, у меня совсем нет аппетита. Может, попозже. Однако у меня есть просьба. Не мог бы ты открыть окно в спальне, предназначенной для моего кузена Альберта? Проходя мимо, я заметила, что камин там дымит. Должно быть, птица свила гнездо в трубе. Как бы то ни было, а негоже, чтобы в комнате капитана Синклера было дымно.
Хиггинс, обменявшись с Констанс долгим взглядом, неторопливо кивнул.
– Действительно, миледи, – сказал он, сохраняя на лице совершенно бесстрастное выражение, как и пристало слуге столь высокого ранга. – Я немедленно займусь этим.
Закрыв дверь и повернув в замке ключ, Хиггинс мгновение помедлил. На его обыкновенно бесстрастном лице появилось мрачное выражение. Леди Констанс была настоящая леди, она была добра и великодушна, как и ее покойная мать. Скверно же обстоят нынче дела, очень скверно, если такую леди принуждают выходить замуж за такого, как Альберт Синклер.
