Герцог прищурился.
– Какие шутки, капитан, и я буду очень признателен, если вы перестанете перебивать меня, – раздраженно бросил он.
Алек поморщился, но тихо извинился.
– Простите меня, сэр, – заговорил Уилл, надеясь отвести гнев герцога от Алека. – Откуда такие сведения? Речь идет о принце-регенте или, быть может, о вас?
Уилл и герцог никогда не были особенно близки – в конце концов, Уилл не общался с отцом до своего шестнадцатилетия. Однако при мысли, что отец может подвергнуться такой опасности, ему стало страшно. Всего три года назад премьер-министр Спенсер Персиваль стал жертвой грязного преступления.
Сэр Доминик положил перед собой какие-то листы бумаги.
– Сейчас нам не хватает точной информации. – Он посмотрел на герцога. – Если вы позволите, ваше высочество, я начну с начала.
– Было бы неплохо, – тихо пробормотал Алек, оценив игру слов.
На этот раз уже Уилл бросил на него разъяренный взгляд, умоляя заткнуться, однако Алек только закатил глаза.
– Полагаю, вам хорошо известно, – начал Доминик, – что до подписания акта объединения в Ирландии было немало бед.
Уилл нахмурился. Несмотря на то что в то время он был еще мал, ему было прекрасно известно о кровопролитных беспорядках, которые годами терзали Ирландию. Группировки католиков и ирландских протестантов объединились против английской администрации в Дублине. В 1798 году группа мятежных католиков спровоцировала серьезное восстание, войдя в сговор с французами, пытавшимися поддерживать мятежников оружием. К несчастью для мятежников, им не повезло, плохая погода сыграла с ними злую шутку, французские корабли были захвачены, восстание грубо, но весьма эффективно подавлено. Подписанная в 1801 году уния – акт, объединивший королевства Англии и Ирландии, послужила сигналом окончания революционного периода, и последние четырнадцать лет были относительно спокойными, учитывая боевой ирландский республиканский дух и католическую эмансипацию.
По мнению Уилла, ограничение католиков в правах, навязанное законом и в Англии, и в Ирландии, было явно несправедливым. Он-то прекрасно знал, что такое – быть чужаком. Однако ему было известно, что его отец и некоторые особы королевского семейства были яростными противниками католической эмансипации, так что он предпочел оставить свое мнение при себе.
– Да, – ответил он, – но мне казалось, что ситуация в Ирландии была под контролем, ведь недаром же в прошлом году была создана ирландская королевская полиция.
Роберт Пиль, статс-секретарь по делам Ирландии, руководил созданием ирландской полиции, и впоследствии ирландских констеблей даже стали называть в его честь пилерами.
– Совершенно верно, – согласился Доминик. – Люди Пиля эффективно боролись с беспорядками. Но время от времени все еще происходят волнения, особенно когда речь заходит об имущественном вопросе и беспорядках в сельской местности. Конечно, бунт подавляется полицией, которая, как вы понимаете, очень не по нраву местному населению.
– В таком случае бунтари должны подчиняться закону и не устраивать беспорядок, – раздраженно произнес герцог. – Они сами на свою голову навлекают неприятности, устраивая аграрные разборки. Если лендлорд[5] хочет выселить ненужного ему католика-арендатора со своей земли, он имеет полное право сделать это.
Зеленые глаза Доминика стали холодными, как льдинки. У Уилла появилось чувство, что он недоволен словами герцога.
– Ситуация действительно угрожающая, – произнес сэр Доминик, стараясь говорить мирным тоном. – И хотя в большей части Ирландии сохраняется спокойная обстановка, но администрация в Дублине вынуждена пристально наблюдать за обстановкой.
– Для этого, я полагаю, там нужны глаза и уши, – заметил Уилл.
– Ты хочешь сказать, шпионы, – уточнил Алек.
Доминик взмахнул рукой.
– Поясню свои слова. Есть люди, опасающиеся кровопролития, к которому непременно приведет очередной мятеж, хотя они, в общем-то, симпатизируют католикам. Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, именно эти люди считают разумным доверить свои тревоги Пилю.
– Иными словами, речь идет об информаторах, – сухо заметил Алек.
