Держа в руке фотокамеру, англичанин со сноровкой опытного наездника уселся в громоздкое седло и взялся за поводья. Белая лошадка вела себя смирно.
— Не боитесь? — спросил он сидящую позади Вальду. — Вам приходилось ездить верхом?
— Я в седле с пяти лет, — с ледяным достоинством произнесла она.
— Прошу простить мою бестактность, — поспешил исправиться ее спутник. Но в его голосе Вальде почудился едва сдерживаемый смех.
Он тронул бока лошади, и та двинулась неторопливой рысью. Девушке все же показалось, что такой аллюр был выбран нарочно, дабы пассажирка не соскользнула наземь. Такую опытную наездницу это не могло не задеть. Но в то же время она оценила предупредительность незнакомца.
«Попробовал бы он быть непредупредительным!» — тут же сердито фыркнула она про себя, чувствуя, как сырая блузка липнет к спине, а вся одежда ниже пояса насквозь мокрая.
Она пыталась угадать род занятий сидящего впереди человека и решила, что он тот, кого в Америке называют «ковбой», а в Камарге — «гардьен», то есть пастух, погонщик стад, он же и объездчик лошадей. Господин Февр, рассказывая о камаргских скакунах, упоминал и этих искусных наездников, а также, помнится, говорил, что их небесным покровителем является Святой Георгий.
Это очень символично: погонщик верхом на белом коне, в руке у него длинная пика, а на месте дикого камаргского быка очень легко вообразить дракона!
Вальда подумала, что англичанин, пожалуй, высоковат для камаргского коня. Но даже несмотря на то, что ноги его в нелепых длинных стременах болтались у самой земли, можно было отличить в нем превосходного наездника.
На молодом человеке была поношенная твидовая куртка и высокие сапоги, заляпанные грязью. Но, пожалуй, на ежегодном пастушеском празднике, одетый в традиционные молескиновые бриджи, черную бархатную куртку, синюю рубашку с цветочным мотивом и низкие испанские ботинки, он должен был выглядеть весьма впечатляюще.
Наверное, англичанин почувствовал, что она размышляет о нем, потому что бросил через плечо:
— Думаю, нам следует представиться друг другу. Меня зовут Ройдон Сэнфорд.
— А меня — Вальда Бер… — тут она замялась. Коль скоро он из Англии, разумно ли называть ему свое подлинное имя? Конечно, едва ли он слышал что-либо об ее отце. Но, с другой стороны, сэр Эдвард был довольно заметной фигурой и газеты нередко помещали сообщения о его подвигах. — …Бертон, — закончила она.
— И вы, стало быть, занимаетесь фотографией. Работаете для какого-нибудь журнала?
Вальда поняла, что он принял ее за репортершу, и не смогла сдержать прилив гордости.
— Я делаю снимки для выставки, — ответила она, стараясь держаться поближе к истине.
— Для выставки в Лондоне?
— Возможно, и так. Но, полагаю, Париж скорее заинтересуется видами Камарга. Единственное, на что я сейчас надеюсь, — чтобы пленка не оказалась окончательно испорчена.
— Я тоже очень надеюсь.
— А какой замечательный был ракурс! — Она вновь не смогла скрыть укоризны.
— Поверьте, я искренне сожалею, что по моей вине пропал несомненный шедевр. Обещаю загладить свою оплошность. Вы получите возможность сделать еще более выигрышные снимки, и не только лошадей, но и фламинго.
— О! Вы не хвастаете? Будьте уверены, я заставлю вас сдержать слово!
— Сами убедитесь, какой я хороший проводник. Кстати, где вы остановились?
— Я… я рассчитывала найти подходящую гостиницу где-нибудь неподалеку.
— Немного найдется в Камарге гостиниц, пригодных для проживания женщин, — в раздумье проговорил Ройдон Сэнфорд. — Попробую уговорить госпожу Поркье приютить вас.
— Она держит постоялый двор?
