Надо знать коварный климат Крыма в сентябре: на солнце кажется, что очень тепло, а чуть попадёшь в тень зданий или леса — пронизывает холод. К тому же уставший Андропов решил посидеть на гранитной скамейке в тени деревьев. Как он сам нам сказал позднее — он почувствовал озноб, почувствовал, как промёрз, и попросил, чтобы ему дали тёплую верхнюю одежду. На второй день у него развилась флегмона. Когда рано утром вместе с нашим известным хирургом В. Д. Фёдоровым мы осмотрели Андропова, то увидели распространяющуюся флегмону, которая требовала срочного оперативного вмешательства. Учитывая, что может усилиться интоксикация организма, в Москве, куда мы возвратились, срочно было проведено иссечение гангренозных участков поражённых мышц. Операция прошла успешно, но силы организма были настолько подорваны, что послеоперационная рана не заживала.
* * *
Первые недели после операции Андропов, хотя и был подавлен всем случившимся, но продолжал ещё работать в больнице — принимал своих помощников, проводил даже небольшие заседания, читал присылаемые материалы, принимал решения. Конечно, он забыл о болезни Черненко и больше не возвращался к этой теме.
Мы привлекли к лечению Андропова все лучшие силы советской медицины. Однако состояние постепенно ухудшалось — нарастала слабость, он опять перестал ходить, рана так и не заживала. Нам все труднее и труднее было бороться с интоксикацией. Андропов начал понимать, что ему не выйти из этого состояния. Однажды он спросил, смотря мне прямо в глаза: "Наверное, я уже полный инвалид, и надо думать о том, чтобы оставить пост Генерального секретаря". И, видя моё замешательство, продолжил: "Да, впрочем, вы ведь ко мне хорошо относитесь и правды не скажете".
Его преследовала мысль — уйти с поста лидера страны и партии. Я сужу и по тому разговору его с Рыжковым (в то время секретарём ЦК КПСС), случайным свидетелем которого я оказался. Почему он позвонил самому молодому секретарю ЦК, для меня и сегодня загадка. В разговоре он вдруг спросил Рыжкова: "Николай Иванович, если я уйду на пенсию, какое материальное обеспечение вы мне сохраните?" Не ручаюсь за точность фразы, но смысл её был именно таков. На другом конце провода Рыжков, по моему впечатлению, настолько растерялся, что, видимо, не знал, что ответить. И Андропов закончил разговор словами вроде: "Вы там подумайте о том, что я сказал". Однако, насколько я знаю, продолжения этого разговора не было. Да и со мной он больше не обсуждал проблем отставки.
И опять вопрос о судьбе страны. Что произошло бы, если бы Андропов появившуюся у него мысль об уходе претворил в реальность? Несомненно, он бы определил и назвал своего преемника. Учитывая завоёванный к тому времени авторитет, его мнение было бы решающим в определении фигуры Генерального секретаря ЦК КПСС. Ясно одно, что это был бы не Черненко.
В этот период у Андропова, мир которого ограничивался больничной палатой и залом для проведения процедуры очистки крови, нередко появлялось желание общения, обсуждения далеко не медицинских проблем. Зная долгие годы меня и своего лечащего врача Архипова, он говорил то, что думал, делился своими не воплощёнными в жизнь планами, давал характеристики членам Политбюро и своему окружению. Сейчас трудно вспомнить все, о чём шла речь. Могу лишь передать мои ощущения горечи, сожаления, что то, о чём говорилось, не будет воплощено в жизнь или будет воплощаться другими, но не Андроповым. "Главное, мы должны быть сильными, — не раз подчёркивал он. — А это во многом зависит от состояния экономики. А она, в свою очередь, определяется людьми. К сожалению, человеческое сознание более инертно, чем прогресс общества. Мышление человека не доросло до сознания, что нужно трудиться для всех. Мы создали собственность для всех, а каждый хочет получить из этой собственности только свою выгоду и прибыль. Поэтому мы должны быть крайне осторожны в реформах. Самое трудное — сопоставить интересы каждого и интересы всех. И самое главное — уровень культуры: общей, политической, труда, межнациональных отношений, общения. Здесь мы не в первых рядах, и это самый главный наш недостаток".
