Позднее Г. Попов говорил о том, что только через год работы в Моссовете он понял, что «КПСС бросила Москву на шею Моссовета» («НГ», 10.12.93). Уяснив, что камень на собственной шее держать невыгодно, он совершает свое первое бегство – в мэры.
На встрече Попова с представителями Московского объединения избирателей 1 сентября 1990 года он уже не думал, как договориться с республиками, а всесторонне ругал их самостоятельность и сокращение поставок продовольствия в Москву. Ругал он и самостоятельность районных Советов, объявляя о каком-то расколе в демократическом движении (связывая это утверждение почему-то с проблемами кворума на сессии Моссовета). Ругает Попов и бросившихся на дележку имущества работников партаппарата, комсомола, профсоюзов, Академии наук…
Эта встреча отмечена дьявольски точными предсказаниями:
– через год мэры городов будут избраны;
– в Москве будет действовать единая исполнительная власть;
– будет введена система префектур (по сторонам света);
– выборы в условиях переходного периода состоятся уже через 2–3 года.
Как в воду глядел Попов. А может быть, все планы были уже согласованы, и роли распределены. Многое говорит именно в пользу последнего вывода.
Огромное желание Г. Попова примкнуть к разделу общественного пирога проявилось в конкуренции за право снимать пенки с повышения цен.
15 ноября 1990 года Попову от Предсовмина РСФСР И. Силаева пришла телеграмма о приостановлении постановления Совмина СССР № 1134 о введении с этой даты свободных розничных цен на предметы роскоши и отдельные товары первой необходимости. Гендиректор Главторга Москвы В. Карнаухов накануне получил из правительства телефонограмму с грифом «секретно». По поручению ВС РСФСР до специального распоряжения предписывалось запретить продажу указанных товаров. Службы Карнаухова и МВД работали всю ночь, учитывая и опечатывая товар.
И вот как Г. Попов обосновывает эту суету: «…Непростое решение не повышать цены на товары, которые рассчитаны на привилегированное потребление, – видимо, действительно непростое, но здесь решался важный политический вопрос. А политический вопрос состоял в следующем: присваивает ли себе союзное правительство право повышать любые цены на любой территории страны?… В нынешней обстановке, с точки зрения экономиста, они (действия по повышению цен – А. С.), в конечном счете, рассчитаны в интересах теневой экономики. Почему? Потому что деньги, которые сейчас есть, будут обесцениваться в ходе инфляции. И когда им сейчас вроде бы по повышенным ценам спустят золото, ковры, все остальное, то это дает им возможность бумажки, которые у них сейчас есть, отоварить в более выгодных условиях, чем те, которые будут через полгода или еще через какое-то время. И с этой точки зрения с этим решением (И. Силаева – А. С.), конечно, никак нельзя было не согласиться».
Более нелепого объяснения, особенно в устах экономиста, представить себе невозможно. Понятно, что инфляция съедает не столько сбережения «теневиков», сколько простых граждан. Но с точки зрения клановых интересов, все в рассуждениях Попова логично. Российская номенклатура стремилась перехватить у союзной право на установление цен и прибрать к рукам значительные бюджетные поступления.
В беседе о национальных аспектах перестройки «Память и «Память» (в книге «Блеск и нищета административной системы», ПИК, 1990) Попов по быстро сложившейся тогда традиции клеймил никому не известного студента, посмевшего высказать свое суждение о русском народе на страницах газеты: «А задумывался ли этот студент, если уж на то пошло, на чьей земле стоит его город – Новосибирск? Когда и как там появились предки этого радетеля русской нации?… Ведь народ, который жил в районе Новосибирска до основания города, тоже имеет право на память. И как быть, если память этого народа требует увековечения чего-то другого, а не основания русской крепости?»
Попов мучился вопросами подростка, не называя ни того народа, который хотел бы увековечить свою историю, ни конкретных лиц, высказывающих претензии. Поэтому предмет разговора о судьбах России превращался в абсурд, которым русофобы не могут налюбоваться. Они идут «дальше» и «глубже».
