Джаз бледнеет на глазах.
— Да, но…
— Бостон утверждает, что вы сговорились убить Дэвида Стадлендза, чтобы заполучить деньги по страховке, поскольку ваши собственные финансы заметно поистощились в результате расточительных трат на юных любовников.
— Нет! Они поистощились потому, что Дэвид заложил наш дом без моего ведома!
— Чтобы совершать добрые дела в Африке. Знаете, Джасмин, мне почему-то кажется, что ваши аргументы не вызовут у судьи большого сочувствия.
— Сочувствия? А кто посочувствует мне? За то, что я пыталась сохранить наш брак даже после всего, что он со мной сделал?! Господи! Вы хоть представляете себе, чего мне это стоило? Перед самым Рождеством Дэвид сказал, что хочет оставить свои измены и предательства в прошлом и начать новую жизнь вместе со мной. Поначалу я думала, что не смогу пройти через весь этот адский круг горя и злости. Но постепенно мне пришлось признать, что за романами Дэвида наверняка стоит какая-то причина. Так? Я хочу сказать, семейная жизнь явно не давала ему чего-то, что ему было нужно. Я поняла одно: скорость выздоровления от неверности во многом зависит от того, насколько сильно люди любили друг друга в начале своих отношений и насколько сильно они дорожат своим общим прошлым. Дэвид — единственный мужчина, которого я когда-либо любила по-настоящему. В конце концов, он отец моего ребенка! Нам нужно было вытаскивать Джоша из той нездоровой связи, в которую он впутался… (Я отмечаю, что имени Ханны она не называет.) Поэтому мы решили поехать в отпуск в Австралию всей семьей. Вот тогда-то я поняла, что мой эмоциональный реализм сыграл лишь на руку нашим отношениям. Честное слово. Он помог мне восстановить чувство собственного достоинства и душевное равновесие. И Дэвид действительно раскаивался, совершенно искренне. На него в тот момент столько всего навалилось. Предприятие в Африке, в которое он вложил все свои деньги, дало сбой. Я была обижена. Господи, сколько всего мы тогда наговорили друг другу!
Она поежилась.
— Но мы решили забыть обо всем. Это дало нам новые силы, и мы с надеждой смотрели в будущее, еще как минимум лет на тридцать. И вот теперь его больше нет… — Слова застревают у нее в горле. — Какой мне смысл жить, если Дэвид мертв? Но нет, я должна быть сильной. Я должна быть рядом с Джошем, чтобы помочь ему пройти через все. Мои чувства оголены. И эта боль — она никогда больше не уйдет. Да и как? С каждым днем она становится лишь сильнее. Я знаю, мы должны жить надеждой, что вот сейчас откроется дверь и войдет Дэвид, целый и невредимый. Если думать о худшем, надежды не останется вовсе. А у меня она есть, в самом уголке сердца, — надежда, что он позвонит и я услышу его голос: «Привет, милая, я в Судане». Какая-нибудь медицинская миссия, о которой он просто забыл мне сказать, или…
Она бессильно роняет голову, закрывает лицо руками. Адвокатша утешающе обнимает свою клиентку за плечи:
— Успокойтесь, никто вас пока не судит. Нам надо просто убедить судью, что вы не уедете из страны, не совершите подобного преступления и не будете оказывать давление на свидетеля.
Перед уходом Джаз стреляет у Веры сигарету.
— Местный капеллан говорит, что я должна возблагодарить Господа за все, что у меня есть. — Несмотря на табличку «Не курить», вспыхивает спичка, и Джаз маниакально затягивается. — Но что у меня есть, Кэсси? Тюрьма за то, чего я не совершала, куча долгов, сокамерница-лесбиянка… (Вера высасывает остатки кофе с таким хлюпаньем, что Джаз передергивает.) Вся Англия считает меня убийцей, и мне надо заниматься похоронами мужа — делом, которое усложняется тем, что он, возможно, все еще жив. О да, я чувствую себя такой, черт возьми, благодарной!
До начала слушания остаются считанные часы, и я даю себе клятву сделать все от меня зависящее, чтобы помочь подруге. На ум приходит лишь один человек, к которому я могу обратиться…
От предвкушения и страха перед его обезоруживающей улыбкой мое сердце начинает бешено колотиться. Мы условились встретиться в «Бум-Буме». Порывы ветра секут лицо, пока я иду от метро, терзаясь одним-единственным вопросом: зачем я сюда пришла?
