И тут произошла одна вещь, которая резко изменила мои намерения «покончить со всем этим раз и навсегда». Именно в эту секунду я потеряла равновесие. Вечность между потерей точки опоры и осознанием, что я вот-вот приму смерть в пучине холодных вод, вызвала настоящую тьму откровений. И главное откровение сводилось к тому, что мне больше не хочется медленно опускаться на дно, что депрессия мне осточертела. И впервые за долгие месяцы я ощутила невыразимую легкость. Удерживаемая якорем любви к своим детям, я больше не боялась, что отрицательные эмоции смоют меня в открытое море.
Но чертова река полагала иначе.
Крик вырвался у меня из горла то ли от страха, то ли от жуткого холода. Я бешено замолотила руками, ожидая, что приливная волна вот-вот потащит меня за собой… но никто никуда никого не тащил. Более того, не было ни волн, ни вообще ничего. Я пошарила вокруг себя, погружая руки в леденящую… слизь. В темноте я и не заметила, как начался отлив. Сообразив, что я всего-навсего брякнулась задницей в прибрежный ил, я хрипло расхохоталась. А начав, уже не могла остановиться. Смех, поспешное бегство безразличной воды и пересуды чаек над головой помогли расставить все по своим местам.
Может, отношения и закончились, но это вовсе не означает, что я потерпела крах. Настоящий крах — это брак, который давно износился, но продолжает тащиться сквозь скуку и горечь. Подобно двум астронавтам, втиснутым в космическую капсулу, давно забывшая, что такое любовь, семейная пара несется в безвоздушном пространстве, лишая друг друга бесценного кислорода.
Вот так, унылым декабрьским вечером, сидя на отбитой заднице в холодной грязи отступившей Темзы, я пришла к заключению, что муж мне больше не нужен. Сказать по правде, я всегда тащила семью на своем горбу. Как большинство жен, я была замужней матерью-одиночкой. После разрыва с Рори мне удалось добиться от детей мало-мальского послушания: сочувствие к маме утихомирило их. Что же до мужа — на самом деле без него в доме лишь стало одним ребенком меньше.
Иногда, чтобы увидеть картину целиком, нужно выйти из рамы. Я перелезла обратно через парапет. С обмороженными руками, онемевшими губами, эдакий дикобраз в облепленном сосульками грязи пальто, я поймала такси и поехала домой.
Я слишком долго позволяла шпынять себя всем кому не лень. Я была из тех, кто осматривается по сторонам, прежде чем скрестить на груди руки. Похоже, единственное предназначение моей жизни состояло в том, чтобы служить предупреждением для других. Я не могла обвинить Джаз, поскольку недостатки в моей семейной жизни, на которые она указала, существовали. И я сама виновата в том, что старалась угодить всем и каждому; подруги, семья, коллеги, муж — все обращались со мной как с рабыней. Я только что не снимала для них с виноградин шкурку и не обмахивала опахалом из листьев лотоса. Но теперь — баста. Хватит жить по старинке. Да здравствует новая я! Я сотру номера Джаз, Ханны и Рори из телефонной памяти. Посмотрим, как они теперь запоют!
И еще я заведу собаку. Хотя бы в этом Рори был прав. Собаки — верные, преданные, всегда тебе рады, и их редко крадут чужие женщины.
Я чувствовала, как внутри разгорается огонек надежды. Неужели совсем недавно я стояла на краю пропасти, готовая ринуться вниз? Но любой серфингист вам скажет: когда накрывает большая волна, надо коснуться дна, чтобы понять, в каком направлении путь наверх.
Наутро я проснулась полная энергии, сил и уверенности. Даже мысль об отсроченной безработице не смогла испортить мне настроение. Скрип решил подержать меня в штате до Рождества, но заставил расплачиваться за свою снисходительность, каждый божий день назначая меня дежурной по продленке.
Заканчивался последний день семестра — серый, дождливый четверг. Я сидела в унылом панельном корпусе, отведенном под группу продленного дня, с единственным оставшимся на моем попечении ребенком: часа полтора назад его работающая мама истерически прорыдала в телефон, что застряла в пробке. Знакомая история, сама когда-то сходила с ума точно так же. Мне не хотелось подставлять ни маму, ни мальчика, а потому я наведалась в учительскую, расписалась в журнале, громко попрощалась со своим кошмарным директором… а затем прокралась обратно в корпус продленки, где мы с парнишкой тихонько сидели, дожидаясь его мамы. Когда малыш был отправлен домой — через боковую калитку и прямо в объятия изнервничавшейся родительницы, — мне стало немного жутковато. Обычно в вестибюле дежурит сторож, но сегодня и он уехал на Рождество. Пустая школа точно затаила дыхание.
