– А как малыши, миссис Хаскелл?
– Эбби и Тэм – моя радость и гордость! – Я одарила собеседника сияющей улыбкой, намного превышающей в яркости уличный фонарь.
– Мне, старому холостяку, трудно понять, как вам удается справляться с двумя карапузами.
Из-за угла налетел резкий порыв ветра, и щеки Лестер-Смита приобрели персиковый оттенок. Начался дождь, капли падали лениво и медленно, словно испытывая наше терпение. Полковник подал мне аккуратно сложенную стопку книг, поднял портфель и тщательно отряхнул.
– Надеюсь, теперь, когда детки подросли, вам стало полегче.
– Они как раз вошли в ужасный период обезьянничания, – с плохо скрываемой гордостью сообщила я. Мы поднимались по ступенькам, убыстряя шаг в такт участившимся каплям дождя. – Тэм вознамерился поскорее стать взрослым, и Эбби не собирается от него отставать… Не беспокойтесь, сегодня они не предоставлены сами себе, – поспешила добавить я на тот случай, если полковник вдруг вообразит мое чудесное потомство коротающим вечерок за бутылкой портвейна и дорогими сигарами. – Миссис Мэллой, наша верная помощница, согласилась присмотреть за детьми. Обычно с ними нянчится мой кузен Фредди, но вчера он отправился в мотоциклетный поход по Шотландии и прихватил с собой Джона-са. – Свободной рукой я толкнула дверь библиотеки, чудом удержав на месте стопку книг и улыбку.
– Джонаса Фиппса? Вашего садовника? – Полковник приподнял рыжую бровь, – Старый перечник! Да ведь он постарше меня будет.
– У мистера Фиппса есть авантюрная жилка. – Прижав коленом дверь, я ухитрилась не вмазать ею по носу полковника. – Перспектива жить в палатке, питаться консервами и спать в одежде перевесила все, что я могла ему посулить. Конечно, если бы я упомянула о новой прислуге, которую мы ожидаем со дня на день, то, возможно, Джонас призадумался бы, прежде чем вскочить на заднее сиденье мотоцикла. Но я решила не прибегать к подкупу. И откровенно говоря, не знаю, что взяло бы верх – возможность потерроризировать новенькую или мотоциклетный шлем и кожаная куртка.
– Судя по всему, ваш Фиппс парень не промах. – Полковник вошел следом за мной в вестибюль библиотеки.
– Миссис Мэллой тоже так думает. Она сказала Джонасу, что он запросто может оставить без работы Каризму, если отрастит волосы на голову и сбреет их на груди.
– Кари… кого?
– Его! – Я выхватила книгу из кипы и сунула изумленному полковнику, аккуратно прикрывшему дверь. – Взгляните на лицо, прославившее тысячи любовных романов! – Будучи женщиной воспитанной, я не стала привлекать внимание к бугристой набедренной повязке Каризмы.
– Хотите сказать, что этот молодой человек и дама, застывшие в чрезвычайно неудобных позах, – реальные люди, а не плод воображения художника?
Лестер-Смит выглядел потрясенным, с поправкой, конечно, на солдатскую сдержанность; Героиню «Последней из храма девственниц», шедевра Циннии Сельми, от нескромных взглядов защищала лишь ее добродетель. Она обвивала руками мечту всех женщин. Грудь девушки была крепкой и гладкой, как винные кубки, губы нежны и влажны, как розовые лепестки после дождя, волосы струились водопадом, глаза затуманились от желания. Впрочем, любая, не исключая Элли Хаскелл, выглядела бы так же, представься ей возможность прильнуть к бронзовому от загара торсу Каризмы! Так близко, что ресницы переплетаются! Так тесно, что сердце Каризмы разгоняет кровь счастливицы и заставляет ее трепетать от запретной страсти.
– Что ж, надо же как-то зарабатывать на жизнь, – с сомнением пробормотал полковник.
Мы стояли в сумрачном вестибюле, освещенном маленькой лампочкой, болтавшейся на голом шнуре.
– В Каризме есть нечто большее, чем вульгарная сексуальность, – заверила я. – Мой муж, простите за бахвальство, тоже недурен собой, в Лондоне на улицах на него оглядываются. Но никогда бы я не смогла вообразить Бена на обложке книги. Недостает ему этого необузданного, бунтарского… неженатого вида.
Я рылась в стопке книг, пока мой спутник педантично уничтожал капли дождя на портфеле. Когда он закончил с этим делом, сложил носовой платок и повесил его на пояс просохнуть, я протянула полковнику «Заставь контрабандиста молиться».
