Многие сотрудники либо не могли этого понять, либо же не хотели перемен. Поэтому к переходу компании в другие руки относились настороженно и без особого энтузиазма. О самом же возможном владельце говорили, что он думает только о себе, что он хитер и проницателен как черт.
Только двое из сотрудников компании находили в новом хозяине что-то хорошее. Одна из них — секретарша мистера Конрада, хорошенькая двадцатилетняя девушка по имени Кэтти Дорен, только что окончившая колледж, — с воодушевлением заявила, что мистер Даниел Хартли выглядит на редкость молодо для своего возраста и если бы у нее не было дружка, она бы им точно заинтересовалась. Вторым был нынешний владелец киностудии.
Гвендолин рассмеялась, услышав утверждение секретарши. Ведь со слов шефа она заключила, что этому Хартли нет еще и тридцати пяти. Сам Конрад дал ему такую характеристику: «Проницательный бизнесмен с нетрадиционным подходом…» Но кто он, откуда? Этого никто Гвендолин не говорил, а она стеснялась проявлять излишнее любопытство.
О его частной жизни было известно совсем немного, лишь то, что он холост и любит пропадать где-то в дебрях Северной Канады. Сфера его деловых интересов поражала: он контролировал пушной промысел на огромной территории, владел деревообрабатывающими предприятиями, а теперь вот пожелал приобщиться к рекламному бизнесу.
Вероника, одна из замужних подруг, услышав это, поддразнила Гвендолин:
— Дай Бог, чтобы он оказался обаятельнее Оскара. Ведь твой Оскар такой зануда, что иногда в это просто трудно поверить!.. Нет, конечно же настоящий, крепкий брак — это не только безумная любовь и потрясающий секс. Но послушай меня, Уинетт, милочка! Дружба и надежность значат много, но ведь Оскар ни то ни се. А уж что касается его мамочки… — И она выразительно закатила глаза к потолку.
Гвендолин улыбнулась, подумав, что едва ли Веронику можно назвать тактичной особой, она всегда говорит то, что у нее на уме. Но ведь подруга явно желает ей добра. Однако о том, чтобы закрутить роман с новым шефом, даже если это станет великой и романтической любовью всей ее жизни, и речи быть не может.
Судя по тому, что она слышала о Даниеле Хартли, ему наверняка нравятся женщины по-настоящему красивые и утонченные, а уж о ней никак нельзя сказать ни того, ни другого.
Гвендолин наградила свое отражение в зеркале на противоположной стене неодобрительной гримасой.
Роста она была невысокого, сложения субтильного, с хрупкими запястьями и щиколотками. От матери унаследовала нежную белую кожу и темные волосы, а от отца — глаза глубокого синего цвета.
Такое редкое сочетание вкупе с тонкими чертами лица и мягкими полными губами заставляло мужчин, видевших ее впервые, оборачиваться и бросать на девушку повторные, оценивающие взгляды. Однако же представители сильного пола, которые были знакомы с ней, считали, что яркая женственность ее лица и фигуры резко контрастирует с ее характером.
«Недотрога», «святоша» — именно так характеризовали ее наиболее беспощадные, особенно после того, как она решительно пресекала любые попытки сблизиться. Другие, не страдающие от уязвленного самолюбия, а потому менее критичные, обходились без таких ядовитых комментариев, считая девушку спокойной, независимой… и скучной.
Гвендолин было отлично известно, что говорят и думают о ней мужчины. Однако она не держала на них зла. Честно говоря, она предпочитала, чтобы ее считали недотрогой.
Гвендолин снова посмотрела на часы, висящие на стене в пустом зале, и поняла, что если сама о себе не позаботится, то проторчит здесь до скончания века. Она поднялась и отправилась разыскивать сотрудника аэропорта, с которым договаривалась о том, что на небольшом одномоторном самолете ее доставят на берег вожделенного замерзшего озера. Ей на глаза попалась дверь с табличкой «Инспектор полетов», и Гвендолин толкнула ее.
— Здравствуйте, я Гвендолин Кестнер, — представилась она и выжидательно посмотрела на крепкого пожилого мужчину, который сидел за письменным столом, держа в руках огромную фаянсовую кружку с кофе.
— Здравствуйте, мисс Кестнер, — ответил он и развел руками. — А я думал, что вы не прилетите. Узнаете прогноз погоды и предпочтете остаться дома. Видите, что на улице творится. — И он указал на окно в полстены, за которым уже ничего не было видно.
