— Девчонки, — чуть не плакала Светка, — у нас же комсомольское собрание, мне в комитете попадет.
Но ее никто не слушал.
Толпой с топотом повалили вниз, прямо в директорский кабинет, и с лету вломились туда.
Надежда Петровна, монументальная, брюзгливая, с ледяным презрительным взглядом поднялась из-за стола им навстречу.
— Опять восьмой «Б»? Что такое? Что за делегация?
И девочки рассеялись и тихо стали вытекать из кабинета, и чуть не одна осталась Зойка.
— Комаровская, подойди сюда, остальные выйдите.
И все послушались молча.
— В чем дело, Комаровская?
И пока Зойка мужественно излагала свои дерзкие мысли, директриса все так же холодно с прищуром смотрела на нее, потом повела рукой: садись, и села сама.
— Прежде всего посмотри на себя. На кого ты похожа? Лохматая, красная. Ты не похожа на советских учащихся.
— На кого же я похожа? — буркнула Зойка.
— Ты нарушаешь правила поведения и внутреннего распорядка для учащихся, — возвысила голос Надежда.
— Чем же я нарушаю?
— Иди, Комаровская, ты свободна.
— Надежда Петровна, но вы же ничего не ответили по существу! — сорвавшись, завопила Зойка.
— Я не обязана тебе отчитываться в своих действиях. О распорядке проведения демонстрации вы узнаете в свое время от классного руководителя. А тебе, Комаровская, я советую подумать о своем поведении. Тебя видели вечером под руку с мальчиком.
— Ну и что такого?
— Как это — что такого? Как ты разговариваешь с директором? — яростно заколыхалась Надежда. — Вон отсюда, и советую тебе серьезно подумать обо всем!
И Зойка вылетела прямо в объятия своего класса, который чуть не в полном составе торчал тут под дверями.
— Ну что теперь будет? Я же говорила, — мучилась Светка Петрова.
— Ладно, Комаровская, как-нибудь обойдется!
— Расскажи Елене, она за тебя заступится, — утешали девчонки.
— Нет, вы подумайте, — кипятилась Зойка, — даже не удостоила меня ответом. Она обеспокоена, что я под ручку хожу, зараза.
— Тише ты!
— Напрасно ты к ней пошла, — сказала Вета, — что, ты ее не знаешь?
— Вот бы кого я своими руками задушила, — мечтала Зойка, — нисколько бы не пожалела.
— Боюсь, она тебя раньше придушит.
— Тоже может быть. Перевестись, что ли, в другую школу?
— Трусишь?
— Нет, — заорала Зойка, — это вы все струсили, разбежались!
— Так это она выгнала…
— Все равно, сговаривались вместе, а осталась я одна, всегда так получается.
— А ты не лезь всюду, — сказала Света Петрова, — было нормальное собрание, а что теперь будет?
— Ладно, не ваше дело. — Зойка крутанула плечом и затопала по коридору одна, высокая, сильная, размашистая.
И снова загалдели, заметались девчонки, но уж ничего нельзя было исправить, а на Вете повисла довольная Лялька Шарапова.
— Так ей и надо, правда? — сказала она.
— Послушай, Лялька, — собралась с духом Вета, — отстань ты от меня. Что ты между нами лезешь?
— Я между вами не лезу, — сопротивлялась Лялька, — мы ведь дружим с тобой.
— Это ты со мной дружишь, а я с тобой — нет, понятно?
— Вета, как ты можешь? — заморгала Лялька. — Тебе самой потом стыдно будет!
— Ну и пусть, — сказала Вета, — зато правда.
Ах, как ей хотелось догнать Зойку, но поздно было, пропущена была минута. Она выбежала на улицу, пальто на руке. Зойки, конечно, не было. Но как хорошо было кругом! Тепло, солнце припекало, и желтая прошлогодняя вялая трава ожила, зеленела, и снега совсем уже не было во дворе. И сразу все она забыла. Ей хотелось лететь, бежать, скакать. Лето скоро, лето!
* * *
Очень сложные складывались у Зои отношения с Ветой Логачевой: дружба не дружба, соперничество не соперничество, не поймешь, но если на кого и злилась Зоя всерьез, так это на Вету. Злилась и сама не понимала, чем же она ее так бесила, Вета. Вот, например, эта последняя дурацкая история с директрисой, в которую влипла Зоя. Почему так всегда выходило, что она оказывалась в самом центре событий, она одна стремилась доказать, довести мысль до конца, доделать, если задумала, а не получится — так сама за себя отвечать. А Ветка словно и не заметила ничего, для нее это была буря в стакане воды. Если бы она трусила, как некоторые другие, или против была, все было бы понятнее. Но для нее просто не было проблемы, не касалось ее это, она была выше. Откуда бралась в ней эта бесстрастность, спокойствие, непостижимая уверенность в себе? Зоя бесилась, а Логачева скучала. Как это получалось? Вообще-то она была девчонка неплохая, толковая, развитая, не вредная, перед другими не гордилась, училась легко, не зубрила, и все-таки что-то бесконечно раздражало в ней Зою — какая-то душевная лень, равнодушие, барство. Другие влюблялись, тряслись перед контрольными, врали дома про отметки, удирали с уроков — для Логачевой ничего это не существовало, она словно отгорожена была от всех. Слишком уж много ей было дано — красота, удачливость, богатство, дом, родители и эта тонкая нежная холеная кожа, которой особенно, прямо-таки мучительно завидовала Зоя.
