Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки - страница 15
Что, вам все еще не смешно? Может быть, если изложить эту философскую концепцию в виде анекдота, она все-таки станет понятнее?
В одном городе живет брадобрей — кстати, мужчина. Он бреет всех горожан, которые не бреют себя сами. Бреет ли брадобрей самого себя?
Если да, то нет. Если нет, то да.
В этом виде вы можете изложить парадокс Рассела на какой-нибудь вечеринке.
Нам редко приходится посещать женские уборные, поэтому мы не в курсе, что там происходит. Мы, однако, уверены, что читатели-мужчины тотчас узнают парадоксы, которые часто можно видеть на стенах в мужских туалетах, особенно университетских. Это логические и семантические парадоксы, обыгрывающие творения Рассела и Греллинга-Нельсона, причем куда более остроумно. Помните их? Помните, где вам довелось с ними познакомиться?
«Эта фраза ложна». Это правда или ложь?
Или:
Если человек захотел облажаться и преуспел в этом, он неудачник или победитель??
В следующий раз, когда будете в общественной уборной, нацарапайте на стенке: «Слово “гетерологическое” — гетерологическое или автологическое?» Отличная идея, между прочим!
Димитрий: Круто. Но как это поможет нам ответить на Главные Вопросы?
Тассо: Когда будешь у Дельфийского оракула, спроси его: «Слушай, оракул, что ты там имеешь себе в виду?» А он ответит: «Жизнь — пикник; пикник — развлечение; следовательно, жизнь — развлечение». В общем, с помощью логики ты всегда найдешь тему для светской беседы.
III
Эпистемология: теория познания
Откуда вы знаете, что на самом деле знаете все то, что, как вам кажется, вы знаете? Если отбросить ответ: «Просто знаю, и все!», в остатке будет эпистемология.
Димитрий: Ну, что ж, теперь мне стало полегче! Логика у меня от зубов отскакивает, так что остальное теперь покажется сплошным пикником в Акрополе!
Тассо: В каком Акрополе?
Димитрий: Вон в том! Вон он, перед тобой! Может, тебе не стоит так налегать на анисовый ликер?
Тассо: Но Акрополь ли это? Может быть, ты просто веришь, что это Акрополь? Откуда ты знаешь, что он реален? И, кстати, откуда ты знаешь, что хоть что-нибудь вокруг нас реально?
Димитрий: Ну вот, опять!
Итак, откуда же мы знаем, что о чем-то знаем, — конечно, если мы действительно хоть что-то знаем?
В Средневековье эта проблема сводилась к вопросу о том, что служит более надежным источником познания: человеческий интеллект или божественное откровение.
Человек упал в глубокую шахту. Пролетев метров сорок, он все-таки сумел уцепиться за тонкий корень и повис над провалом. Однако держаться становилось все сложнее, и вот, отчаявшись, он из последних сил крикнул:
— Эй, есть там кто-нибудь наверху?
Взглянув вверх, он увидел кусочек неба. Внезапно облака на небе расступились, и с небес на землю упал яркий луч света, осветив несчастного.
— Я, Господь Бог, здесь! — прогрохотал голос с небес. — Отпусти корень, и я спасу тебя!
Несчастный, подумав несколько мгновений, с новой силой заорал:
— Эй, есть там, наверху, кто-нибудь еще?!
Когда вы рискуете свалиться в бездну, чаша весов обычно склоняется в пользу разума.
В XVII веке Рене Декарт провозгласил превосходство разума над божественным откровением. Таким образом, считается, что Декарт открыл для себя источник познания.
Возможно, сам Декарт сто раз пожалел о своей реплике «Я мыслю, следовательно, существую», поскольку это единственное, что люди помнят о нем — ну, разве еще тот факт, что он произнес эти слова, сидя в хлебной печи. Кроме того, люди чаще всего неправильно понимают, что философ имел в виду под «мыслю», считая, что он полагал мышление неотъемлемым свойством человеческой натуры. На самом деле он действительно так думал, однако с идеей, скрытой в высказывании, это не имеет ничего общего. К своей идее мышления он пришел экспериментальным путем, с глубоким сомнением пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, в чем он мог быть уверен, нечто, в чем не приходилось бы сомневаться. Он начал с сомнений в существовании окружающего мира. Вдруг вокруг ему все лишь снилось или было простой галлюцинацией? Затем он попробовал усомниться в собственном существовании. Однако в своих попытках он все время упирался в тот непреложный факт, что для сомнений необходим сомневающийся. То есть он сам. Он же не мог подвергнуть сомнению собственные сомнения! Да, если бы он немножко видоизменил свою знаменитую цитату и заявил: «Я сомневаюсь, следовательно, существую», то избавил бы себя от множества неверных интерпретаций.
