– И давно папа здесь живет?
Никто не счел нужным отвечать. Вернее, Ринат, буркнув что-то типа «сейчас», достал из бардачка планшетку и пошел к будке охраны.
Ой, нет. Он понял. Все оказалось еще хуже.
Алекс ждал, пристыженный, пришибленный.
Он просто не сразу сообразил. Все знают – у Михаила Андреевича Николаева новая семья. Новое жилье, стало быть. Все знают, а сын выставляет себя бедным родственником, которого даже не изволили посвятить.
Алекс на самом деле тоже знал. Новая жизнь отца открылась даже не благодаря английской прессе – обычно падкие на российскую правду, к такому событию, как свадьба третьего-пятого лица, западные «кремлеведы» отнеслись равнодушно, – а благодаря нашим. Причем – и вот уж Алекс удивился – началось, конечно, с оппозиционных сайтов, но тему вдруг деловито подхватили и государственные (ну ладно, ладно, просто лояльные) газеты. То есть вчера женитьба на балерине, гимнастке или кто она там была страшным секретом, а сегодня сервильнейшая «Комсомолка» невозмутимо ставит тайную вечерю на разворот: кто пел, кто что ел, кто в чем был. Какие-то и фотки – любительские, сделанные из-под полы! – и приглашенный эксперт по свадебным платьям рассказывает на колоночку, из какой коллекции это, в каком бутике куплено и за какие деньги. В мастерской бренда в Лондоне. Хм. Если она приезжала мерить платье, то чего ж не зашла? По-родственному!..
Все это грустно, вернее, смешно, и Алекс смеется со стороны, потому что на ком женится отец – это его частное дело. Гораздо более частное, чем вполне резонные, впрочем, отцовские же вопли: «Мне плевать, с кем ты трахаешься!» – на самом деле отец выразился покрепче – под сводами барвихинского дома много лет назад. Да. У каждого своя жизнь. За это и спасибо, папа.
Получалось совсем глупо, что сначала свадьба была государственной тайной, потом история начала просачиваться, просачиваться, попала чуть ли уже не на Первый канал (газеты отчаянно намекали на присутствие президента, но таких фотографий, если они и были, дать не решились), и недомолвки-просто – от отца, от окружения отца – превратились в недомолвки-добродушные. По сути, власти подтвердили. Да, сочетались законным браком. Пресс-секретарь доволен, как слон. И как-то так само собой, рассеянно, получилось, что единственный, кому не соизволили что-либо сообщить, был сын жениха.
Может, не так уж и не прав Тео, который считает все это византийским пиздецом и офигевает именно от мелочей, про которые Алекс, привыкший к ним с детства, переспрашивает: ну да, ну а что такого?..
Ринат возвратился с документами.
Все это унизительно, а вопросы Алекса, от которых смущается даже охрана, глупы, потому что – да – это логично: молодоженам удобнее жить в городе. Чтобы балерина поспевала на репетиции и премьеры. В Большой.
Во дворе жилого комплекса стояли ярко-желтый «феррари» (балеринин?) и старинный фольксвагеновский басик, как в фильмах про хиппи.
Когда машина остановилась, Юрий сразу же выскочил, чтобы выхватить из багажника вещи. Алекса, конечно, прибешивало все это лакейство, ну да ладно. Его куда больше нервировали незнакомое место, обстановка неопределенности, то, что Ринат улыбнулся во весь рот явно вставными зубами – типа «добро пожаловать», – и в этом тоже чувствовался зловещий маскарад какой-то, потому что зубы будто были ему чуть велики.
– Я очень извиняюсь, Алексей Михайлович, но им понадобится отсканировать ваш паспорт. Это формальность. Режим, вы же понимаете.
В холле дежурят два молодца.
Лифт в изразцах, как камин. Come on!
Алекс начинал немного задыхаться – будто по мере того, как лифт взмывал вверх, развивалась горная болезнь. Путаются мысли, и холодеют ладони.
Может, и не странно, что поменялась охрана? Отца все время перебрасывали по руководящим постам. Кремль – правительство – госкорпорации. Кремль – правительство… Не уследишь. Алекс, правда, не замечал, чтобы при этом менялись бодигарды и машины, но да ведь он и не следил. Никто не следил. Все привыкли к бесконечной тасовке [Mr. P.]ской колоды. Уже порядком замасленной. И только постаревшие валеты верили, что они по-прежнему юно, крепко, спортивно спасают Россию.
