Как научиться воображению? Это я у вас спрашиваю. Я до конца не знаю, но попробую на своем примере доказать, что это возможно.
Зима. Москва. 1973 год. Я иду по улице Горького, студент медицинского института, захожу в книжный магазин «Дружба». Там продавались книги социалистических стран. Вдруг мне попадает в руки книга о французской карикатуре. И у меня возникает ощущение чуда, я увидел в ней карикатуры Боска, Сине, Шаваля и Ролана Топора.
Они совпали с моим душевным настроем.
А настроение мое было еще то: медицинский институт, больницы, анатомический театр. Очень я был нервный худой молодой человек с длинными волосами. И мне пришелся по душе этот откровенный прекрасный черный юмор.
Книжку я не купил, она была слишком дорогой. Но эти художники открыли во мне энергию истока. Я понял, что могу тоже сочинять что-то в этом духе – оригинальные парадоксальные сюжеты. И начал рисовать очень маленькие картинки тушью, мне тогда казалось, карикатуры такими и рисуют, какими их публикуют в журналах, – размером со спичечный коробок.
Я нарисовал десять, двадцать, тридцать, сорок карикатур, странных, с элементами черного юмора. Вот одна из них: час пик в метро, пассажиры в шляпах и пальто с портфелями ожидают поезд. А вместо поезда выходит из тоннеля мужик в рубахе, кучерявый, и играет на гармони.
Это была моя первая опубликованная карикатура. И выбрал ее художественный редактор журнала «Смена», один из самых известных художников-карикатуристов, Олег Теслер, которому я принес свои картинки.
Как он так сразу меня распознал – хотя там же уйма художников вертелась! Такие маленькие картинки мои на крошечных бумажках! Все рассмотрел, а не погнал взашей, не сказал – иди отсюда, учись своей медицине, здесь большие ходят, взрослые люди у нас в издательском комплексе «Правда» на Сущёвском Валу.
Наоборот:
– Рисуй все, – говорит, – что в голову приходит, и не думай о том, напечатают или не напечатают… Из тридцати один да напечатаем!
Сергей Тюнин, мэтр карикатуры, в белом костюме и бежевых ботинках, он тоже работал в «Смене», услышал его слова и вздохнул:
– А я уже так не могу. Я все время, когда мне приходит что-то в голову, начинаю думать: нет, эту карикатуру я рисовать не буду, потому что ее не опубликуют.
Потом, когда я познакомился с художниками-карикатуристами, я увидел – как же их мало. Раз-два и обчелся. Видимо, множество звезд должно сойтись в определенной точке, чтобы родился карикатурист, один на миллион, владеющий тайной смешного, улавливающий волны абсурда, которые пронизывают жизнь человека.
Смех расширяет наше сознание, поэтому комедианты – это настоящие благодетели человечества. Каждое утро, когда японский учитель Риндзай просыпался, он начинал оглушительно хохотать. На его смех сбегались ученики и спрашивали:
– В чем дело?
– Я смеюсь, – отвечал Риндзай, – потому что мир так прекрасен, а вокруг одни дураки!
Сапог потеряли. Бумага, тушь, рапидограф, 1977.
Карикатурист – это рисующий клоун. У меня есть такая картинка: после представления в гримерной сидит усталый клоун. Он снял колпак, башмаки, и оказалось, что голова у него такая же длинная, вытянутая и конусообразная, как сам колпак, а ноги такие же огромные, как клоунские ботинки. Только круглый красный нос он еще не снял, поэтому мы не знаем, какой у него нос на самом деле.
Это притча о карикатуристе, о человеке творчества. Прикоснулось к тебе божественное крыло, осенило тебя, и ты пошел как сомнамбула по этой жизни.
Ты рисуешь постоянно: ночью просыпаешься, у тебя рядом лежат карандаш и бумага, потому что, если ты не зарисуешь идею, она будет тебя беспокоить, мешать заснуть.
Карикатурист – это бесконечный поток творчества, да такой, что иногда человек в нем крутится, как щепка в водовороте. Образы обгоняют тебя рисующего. Рука не успевает изобразить то, что приходит в голову.
Американский карикатурист Час Аддамс – по карикатурам этого художника снят фильм «Семейка Аддамс» – чуть не сошел с ума: не успеет одну картинку нарисовать, на ум приходит другая. Врач-психиатр придумал ему лечение: Часа положили в санаторий и дали тоненькую кисточку, чтобы он ею на протяжении месяца рисовал единственную карикатуру тридцать раз. Кажется, на тридцатый день он почувствовал себя лучше. Не знаю, надолго ли?