— Что случилось? — громко спросил Алекс, отрывая Мэгги от ее мыслей.
— Ничего. Я… просто я думаю, мы не знаем друг о друге достаточно… чтобы удовлетворить отдел иммиграции, я имею в виду.
— Да? — удивился Алекс. — А что ты хочешь знать? — Потом с внезапной проницательностью добавил: — Что ты хочешь, чтобы я знал?
Мэгги вспыхнула.
— Гм… Какие вопросы они будут задавать?
— Да самые поверхностные. Если Марлен им сказала, что наш брак фиктивный, возможно, станут выспрашивать какие-нибудь детали. Когда ты пошла в школу, как называется твоя деревня в Англии — ну, всякое такое…
— Тогда, наверное, мне надо рассказать тебе обо всем этом.
— Я уже знаю кое-что. — Лицо Мэгги невольно вытянулось, Алекс улыбнулся. — Ты выросла в Хайгейте, потом вы переехали в Ньюхейвен с матерью — после смерти отца. Ты училась в пансионе, потом пошла в общеобразовательную школу в Ньюхейвене. Училась хорошо… потом приехала сюда в Монтессурский институт, где мы и встретились.
Мэгги почувствовала, как мурашки побежали по спине.
— Как ты все это узнал?
— Самая доступная информация. Легко найти в личном досье.
— Ты составлял на меня досье?
— Не я. У меня есть для этого люди. Они составляют краткую биографию на весь персонал.
Мэгги ощутила внутреннее опустошение, ей стало невыносимо тоскливо.
— Понимаю… — протянула она.
— Я надеюсь, в этом нет ничего оскорбительного?
— С твоей точки зрения, конечно, ничего. Я уверена, ты это делаешь из соображений здравого смысла. Но мне как-то не по себе. Что ты еще знаешь?
— Ничего личного, — ответил Алекс. Только то, что ты сейчас здесь, а твоя мать осталась в Ньюхейвене.
Ее сердце сжалось при воспоминании об их тесной квартирке в Ньюхейвене. Мать, когда-то такая гордая, влачит убогое существование на пособие от британского правительства и на то немногое, что может ей выслать Мэгги. Знает ли Алекс, что у ее матери тяжелая форма артрита? Знает ли он об этих чеках, которые Мэгги посылает каждую неделю? Ей показалось, что в глазах его мелькнуло сожаление.
— Ну, — неловко закинула удочку Мэгги, — ты знаешь обо мне ужасно много, а вот я о тебе почти ничего!
— Да нет ничего интересного.
— Сомневаюсь, что в отделе иммиграции думают так же. — Во всяком случае, сама Мэгги с этим была не согласна. — Я, конечно, знаю название твоей компании, цвета машин, но, если меня спросят, что ты ешь, не смогу назвать твое любимое блюдо.
— О, — Алекс пожал плечами, — мясо с картошкой. Ничего особенного. Я ем практически все, — он заколебался, — кроме грибов. Ненавижу грибы!
Мэгги засмеялась. Это было самое пылкое признание, которое она слышала от Алекса.
— Я тоже их ненавижу.
Они помолчали.
— А как ты относишься к пицце? — спросил вдруг Алекс.
— О! — улыбнулась Мэгги, это был не особенно серьезный разговор, но неплохое начало. — Пиццу я люблю. Просто обожаю.
— Знаешь, — улыбаясь, продолжал он, — в Сити есть одно местечко — там самая лучшая пицца, какую я только пробовал. «Фачча Луна». Ее готовят в настоящей печке, которую топят дровами. Мы… — Он запнулся и словно сам себя осадил: — Тебе надо обязательно попробовать.
Сердце Мэгги подпрыгнуло и упало. Она поняла, что момент упущен, Алекс снова вернулся в свою раковину, и теперь, что бы она ни делала, это ничего не изменит. Лучше не ждать перемен в их отношениях и вести себя так же равнодушно, как он.
— Да, я буду иметь в виду, — отвечала Мэгги, — спасибо за предложение.
— Мэгги, — вдруг хрипло произнес Алекс.
— Что? — Она похолодела.
— Может быть… ты права. Насчет того, что нам надо узнать друг друга получше. Не то чтобы я хотел надоедать тебе утомительными рассказами о своей личной жизни, но немножко рассказать о прошлом — наверное, это необходимо.
Мэгги напряглась, ожидая его следующих слов. Но Алекс посмотрел на часы, и опять горькое разочарование нахлынуло на Мэгги, сердце ее сжалось от тоски.
— Я бы хотел начать прямо сейчас, но у меня встреча в Сити через час, а потом деловой обед, но, может быть…
Прежде чем он закончил, в кухню ворвалась раскрасневшаяся Кэт.
— Скорей, — закричала она, — да скорей же! — В глазах у нее была паника.
Алекс бросился к дочери.
