Я перезвонила ему, сказала, что вечером приеду на Бьюдли-стрит и мы поговорим об этом.
Но на работе у Томми случился аврал, и он вернулся только к десяти. К этому времени я уже накормила Норин, уложила ее в постель и сама готовилась лечь.
Я поднялась за ним в спальню, но, увидев ее, чуть не передумала и не уехала домой. Томми утверждал, что убрался перед моим приходом, но его представление об уборке комнаты не совпадало с общепринятым. Он просто собрал грязную одежду, раскиданную по всему полу, словно второй ковер. Теперь она была сложена аккуратными маленькими стопками – но по-прежнему на полу. Я закрыла глаза и ничего не сказала. Мы легли в постель и некоторое время молчали.
– Томми, – начала я нерешительно. Глаза у него были закрыты, и я подумала, что он уже уснул. – Я подумала о твоей затее.
– Дай руку. – Он открыл глаза и, прижавшись ко мне, взял мою руку. – Ладно, валяй. Я слушаю.
– Я подумала, что действительно помогу тебе с Норин.
– Умереть и не встать, – заявил он, медленно задирая мою ночную рубашку пальцем ноги. «Умереть и не встать» – его новая фразочка. Она заменила собой «круто» и «офигенно», но в принципе означала то же самое.
– И я могла бы переехать к тебе. Палец остановился на икре.
– Я правильно расслышал? – Он натянул одеяло до самого носа и смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
– Но я хочу оговорить несколько правил, – сказала я. – Буквально. Я хочу, чтобы у нас были отдельные комнаты. Ты будешь здесь, а я, с твоего позволения, займу комнату твоей мамы. Буду в ней работать и спать. По крайней мере, пока Норин не переберется снова наверх.
Мы оба знали, что это случится очень не скоро. Если вообще случится.
– Ты хочешь сказать, что мы не будем спать вместе?
– Конечно, будем. Ты станешь приглашать меня к себе, а я тебя – к себе.
– Если я буду хорошо себя вести?
– Что-то в этом роде.
– Но я хорошо себя веду, – сказал он, двигая ночную рубашку вверх по моему телу уже руками.
Это идеальный план, размышляла я после того, что Томми назвал «советским сексом». Много покусываний и сладких бессмысленных бормотаний на ухо по-русски – тихих, но очень нежных. Нам втроем будет тесновато на Бьюдли-стрит, но я должна сохранить свободу. Сдвиг с мертвой точки пойдет мне на пользу. Дом на Бленхейм-кресчент всегда был маминым, и теперь, когда страховка покроет дорогостоящий ремонт, она запросто может потребовать его обратно.
Но чего-то не хватало. Если я собираюсь сделать этот гигантский шаг и переехать к Томми, разве нам не нужно оформить это официально? Мари-Шанталь может благополучно вернуться во Францию, но их роман пошатнул мою уверенность. Жизнь с ним окажется вполне терпимой, если у меня будет своя комната, куда я смогу удалиться, и при этом останусь на месте, чтобы управлять хаосом по всему дому. На самом деле я не хотела управлять Томми. Я бы предпочла, чтобы он сам собой управлял. Но теперь, поняв, как сильно его люблю, я хотела быть с ним.
– Томми, – прошептала я, обращаясь к его голове в сиянии телевизора. – Ты женишься на мне?
Меня вознаградили громким храпом. И поскольку таков уж Томми, я приняла это за «да».
Той ночью я долго сидела в темноте рядом с ним и примеряла на себя имя миссис Кеннеди с Бьюдли-стрит, Ислингтон. Натали Кеннеди. Ли Кеннеди. Разумеется, Ли Бартоломью я оставлю в качестве авторского псевдонима. Странно, но миссис Кеннеди не беспокоила меня вообще. Теперь, когда я приняла решение, что именно этого хочу, мне нравилась мысль стать его женой. Я взглянула на Томми. Он лежал на спине, вытянув руки на одеяле, словно примерялся к гробу. Я изучила его огромные лапищи и подумала, нужно ли купить ему кольцо. В конце концов, это ведь я сделала предложение.
Ночь тянулась медленно, я не могла заснуть и начала размышлять о том, каково это – не просто приезжать в Ислингтон на несколько часов, а жить здесь все время. И вот тут я разнервничалась. О чем я думала? Я не смогу жить нигде, кроме Ноттинг-Хилл-гейт. Теперь, когда я примирилась с тем, что стрельба, убийства и торговля кокаином происходят в национальном масштабе по другую сторону моей двери (не говоря уже о детской проституции); когда я пережила два пожара; когда я наконец нашла способ сделать ремонт во всем доме и при этом не надзирать за рабочими; когда я наконец повзрослела настолько, что задумалась о совместной жизни с Томми; когда научилась выживать в сердце Ноттинг-Хилла двадцать первого века, почему я вообще думаю о том, чтобы жить где-то еще? Пусть переезжает Томми.
