– Ты точно разъяренный ягуар, – смеясь, сказала Хулия. – Все уже позади.
– Позади, но только на сегодня. А кто знает, сколько таких бесед – или кое-чего похуже – ждет нас в будущем.
– Не думаю. Раньше, чем ты предполагаешь, дело забудется.
– Только бы поскорее. Иногда я спрашиваю себя, так ли уж не правы те, кто говорит, что за все надо платить.
– Платить? Какая ерунда. Не задумывайся слишком, и все образуется, – успокоила его Хулия.
Их вызвали еще раз, состоялся еще один диалог с господином в зеленом плаще; все было совсем не страшно, а затем наступило облегчение. Прошло несколько месяцев. Аревало просто не верилось, но Хулия, похоже, была права: о преступлении и впрямь забыли. Благоразумно прося всякий раз новую отсрочку, словно у них не было денег, они выплатили долг. К весне они купили себе старый «пирс-эрроу». Хотя машина пожирала много бензина – поэтому она и стоила так дешево, – молодые люди пристрастились к прогулкам и почти каждый день ездили в Мирамар за продуктами или под каким-нибудь другим предлогом. В течение всего лета они уезжали часов в девять утра, а в десять уже возвращались, но в апреле, устав поджидать клиентов, гуляли и после обеда. Приятно было прокатиться по приморской дороге.
Однажды к вечеру, возвращаясь домой, они впервые заметили человечка. Веселые, поглощенные друг другом, как двое влюбленных, они разговаривали о море, о том, как завораживает вид этих просторов, и вдруг увидели идущий за ними автомобиль. За рулем сидел щуплый человечек. В его назойливости им почудился какой-то темный умысел.
Аревало обнаружил преследователя, взглянув в зеркало: тот бесстрастно вел машину, такой чинный и невозмутимый, – как возненавидел вскоре Аревало его лицо; передний бампер «опеля» почти касался заднего бампера их «пирс-эрроу». Поначалу Аревало решил, что это один из тех неосторожных автомобилистов, которые никогда не научатся хорошо вести машину. Боясь, что при первом торможении «опель» врежется в него, Аревало высунул руку, помахал ею, уступая дорогу, слегка сбавил скорость; но человечек тоже сбавил скорость и по-прежнему держался позади. Тогда Аревало решил оторваться. Подрагивая от напряжения, «пирс-эрроу» набрал скорость сто километров в час – но современная машина преследователя была все так же рядом.
– Чего надо этому кретину? – возмущенно воскликнул Аревало. – Что он к нам пристал? Остановиться и врезать ему как следует?
– Нам, – напомнила Хулия, – вовсе ни к чему приключения, которые заканчиваются в полиции.
Аревало уже настолько забыл о старой даме, что чуть было не спросил почему.
Когда на шоссе появились другие машины, «пирс-эрроу», управляемый умелой рукой, замешался среди них и ускользнул от непонятного преследователя. Подъезжая к «Грезе», они снова оживились: Хулия расхваливала мастерство мужа – и это при том, что машина у них старая.
Ночью, в постели, им припомнилась встреча на дороге; Аревало спросил, кто же этот человечек, что было у него на уме.
– А может, нам только показалось, что он гнался за нами, – объяснила Хулия, – между тем это был просто рассеянный, незлобивый сеньор, выехавший на прогулку.
– Нет, – ответил Аревало. – Он полицейский, или негодяй, или кое-кто похуже.
– Надеюсь, – сказала Хулия, – ты не станешь думать теперь, что за все надо платить, что этот нелепый человечек – олицетворение рока, дьявол, преследующий нас за то, что мы сделали.
Аревало безучастно смотрел перед собой и не отвечал.
– Как хорошо я тебя знаю, – улыбнулась его жена.
Он помолчал, а потом начал просительным тоном:
– Нам надо уехать, Хулита, понимаешь? Здесь мы попадемся. Нельзя оставаться и ждать, пока нас сцапают. – Он умоляюще посмотрел на нее. – Сегодня человечек, завтра кто-нибудь другой. Понимаешь? Всегда кто-то будет гнаться за нами, пока мы не потеряем голову, пока мы не сдадимся. Давай убежим. А вдруг еще есть время.
– Какие глупости, – сказала Хулия.
Она повернулась к нему спиной, потушила лампу и заснула.
На следующий день, выехав после обеда, они не встретили человечка, но через день он появился снова. Поворачивая назад, к дому, Аревало увидел его в зеркало. Он захотел оторваться, выжал газ до предела и с неудовольствием отметил, что человечек не отстает, едет все так же близко, впритык. Аревало притормозил, почти остановился, высунул руку, махнул ею, прокричал:
