Как разговаривать с собакой - страница 8

Мы можем проследить развитие и непрерывное изменение самых важных и полезных способностей на протяжении нескольких тысячелетий. Отрицание Чомски языковой способности других животных создает прецедент для применения того, что биологи называют теорией «счастливой мутации». Чомски считает совершенно случайным изменение в генах, которое производит радикальное улучшение живого организма, своего рода «божественное вмешательство».

Такой вид объяснения крайне неудобен. Эволюция похожа на шоссе, по которому путешествуют виды. Изменения в направлении движения плавные, так как быстро развивающиеся виды могут попросту слететь с дороги в никуда. На биологическом уровне эта метафора о шоссе проявляется как медленное непрерывное изменение с большим количеством аналогов между всеми разновидностями животных, особенно на генетическом уровне. Многие удивятся, если узнают, что недавно современная биохимия получила данные, что люди вовсе не так уникальны, как нам казалось ранее. Анализ ДНК показывает, что на молекулярном и генетическом уровнях люди и шимпанзе идентичны по крайней мере на 98 %. Это настолько высокая степень подобия, что ученые предположили, что можно было бы скрестить два этих вида и получить гибрид. Конечно, по моральным и этическим соображениям этот эксперимент просто не разрешили бы проводить, но такая возможность демонстрирует, насколько люди похожи на остальных высших приматов. Даже столь очевидно отличающееся от нас животное, как собака, все еще очень походит на нас на генетическом уровне. Оба наших вида относятся к млекопитающим, и цепочки ДНК человека и собаки совпадают более чем на 90 %.

Если мы настолько генетически близки к другим животным, кажется маловероятным, что эволюция вдруг сделала внезапный качественный и количественный скачок, дав нам речевую способность. Скорее всего, эволюция плавно двигалась к появлению речевых способностей у человека, и прояви мы достаточную настойчивость, то наверняка нашли бы непрерывный ряд стадий развития, результатом которых стала наша способность говорить. Эти ранние речевые способности показались бы нам более чем скромными, ясно одно: им должен был предшествовать образец коммуникации других животных, например, собак. Можно предположить, что такой язык был более простым, чем речь людей, и тем не менее не исключено, что это был полноценный язык собак.

Если логика предполагает наличие и более простой формы речи, то почему исследователи вроде Чомски считают, что только человеческие особи уникальны в своих речевых способностях? Фактически они продолжают старую традицию, которую установили еще философы и ранние натуралисты, доказывавшие, что люди — уникальные существа. Такая цепочка рассуждений исходит из нашего эго. Она толкает нас к тому, чтобы мы возгордились собственной одаренностью, думая, что вся остальная природа находится на порядок ниже нас и что, возможно, Бог избрал нас для какой-то особой миссии.

Люди отличаются от остальных животных по самым разным признакам. Например, это единственные живые существа, которые носят одежду и украшения, прокалывают уши и другие части тела, красят волосы, используют деньги и готовят себе еду. Но такие незначительные отличия не повод для гордости — мы стремимся утверждать свою уникальность через мораль, интеллект и язык.

Вероятно, самая известная версия нашей уникальности была дана Рене Декартом, который предположил, что никакие другие животные, кроме людей, не обладают сознанием или какими-либо иными признаками умственных способностей. Все животные, кроме человека, — просто волосатые механизмы, очень складно созданные, которые реагируют на возбуждение из окружающей среды почти так же, как реагирует машина, когда вы поворачиваете выключатель. Церковь поддерживала идеи Декарта, ведь если бы животные имели интеллект, то они имели бы и душу. Если бы они имели душу, то это подняло бы этические вопросы употребления их в пищу, отказа им в изъявлении воли и принуждения животных работать на человека. Выводы Декарта о том, могло ли животное иметь сознание или умело ли оно думать, базировались на неспособности животного разговаривать на человеческом языке.