Для меня это место — больница — было чем-то невероятным. Она была совсем не похожа на американские военные госпитали, где всегда были чистые простыни, капельницы и мониторы, где медсестры и врачи в белой форме ухаживали за пациентами, по субботам приходил священник, а несколько волонтеров — как моя мама, например, — помогали вскрыть почту и написать ответ. В остальное время больные были предоставлены сами себе. Во вьетнамской же больнице за большинством пациентов присматривали члены их семей. Они приносили еду, мыли их, давали травяные лекарства, прикладывали холодные и горячие компрессы и всячески способствовали выздоровлению, вокруг больных всегда были люди. Доктора в основном применяли иглоукалывание и лечение травами, ставили банки и использовали особый вид кратковременного прижигания кожи ватой в акупунктурной точке, которая затем резко смахивалась, не успев обжечь пациента. Контраст между этой клиникой и американскими — особенно между их подходами — был поразительным. Я провел несколько часов, наблюдая за людьми внутри, пытаясь угадать, что с ними происходит и как их лечат.
Однажды я увидел Йена, его семью и его прабабушку. Как и многие другие пациенты, они были снаружи, потому что в больнице не хватало коек. Старая женщина лежала на коврике на жесткой земле, такая слабая, хрупкая, на пороге смерти. Мой друг добросовестно ухаживал за ней, приносил ей суп и кормил ее с ложечки, помогал сменить одежду, когда она не доходила до уборной. Несмотря на слабость, она время от времени поднимала голову, улыбалась, и они болтали о чем-то на вьетнамском. Потом подходили доктора, кололи ее иглами в определенные точки тела, делали какие-то странные движения ее ногами и руками и периодически прикладывали травяные примочки к животу или на лоб.
В традиционной вьетнамской больнице работают целители, а пациентов так много, что некоторые лежат во дворе.
Семья была постоянно рядом, включая мать Йена, которая проводила очень много времени, присматривая за прабабушкой. Она казалась вполне счастливой и довольной. Однажды я подъехал на велосипеде и забрался на стену, чтобы снова понаблюдать, но их там уже не было. Позже я узнал, что старушка тихо отошла в иной мир, окруженная семьей и близкими.
Йен и я вступили в отряд бой-скаутов, так мы и оказались вместе в том походе, когда он вывихнул себе лодыжку. Повторюсь, мне ситуация казалось ужасной, нога сильно опухла и покрылась синяками. Он не мог сделать шаг, и я решил, что нам придется нести его на руках весь следующий день. С собой у меня был маленький чемоданчик первой помощи, который я взял в американском госпитале, где лежали тейпы для фиксации ноги, эластичный бинт и таблетка аспирина. Но в тот вечер отец Йена взял порошок из каких-то трав и смешал их с водой, чтобы получилась мазь. Он помазал этим ногу Йена и воткнул две иглы чуть выше вывиха. Через час он убрал иглы, а мазь оставил на ночь. На следующий день лодыжка была практически в норме, и мы продолжили поход. Казалось, моему другу было совсем не больно наступать на эту ногу.
Как так получилось? В возрасте девяти лет я еще не думал становиться врачом, но мне уже было интересно, как эти совершенно разные направления — древний метод лечения травами и акупунктурой, совмещенный с семейной заботой, и высокотехнологичные операции, таблетки и профессионализм американских врачей — могли быть одинаково действенными. Я видел, как работает американская медицина, но теперь мне открылся абсолютно другой способ, который принес удовлетворение и успокоение смертельно больной прабабушке и быстро вылечил вывихнутую лодыжку без аспирина, льда или эластичного бинта. Как лечение могло быть одинаково эффективным при таких разных подходах?
Позже, спустя много лет, я совсем забыл Йена и его прабабушку. В медицинском университете меня учили, что иглоукалывание и травы являются неэффективным и ненаучным подходом. Современные технологии были в почете -они считались более действенными, безопасными и быстрыми. Я приучил себя полагаться на официальную науку, особенно на результаты двойных слепых плацебо-контролируе-мых рандомизированных исследований. Я с головой погрузился в современную медицину науку, решительно настроенный во что бы то ни стало определить для себя, что действительно работает, а что нет.
