Минутное молчание, а затем слушающие Кочевники все разом в волнении заговорили.
Бабушка Медвежонка была настроена более скептически.
— Как ты сможешь это сделать? — фыркнула она. — Ты чересчур мал…
— Я найду способ, — убеждал Иккинг. — Я уверен, что найду, в любом случае. Я делал подобное и раньше.
Воцарилось долгое, очень долгое молчание. Все смотрели на бабушку Медвежонка. Та же в свою очередь уставилась на Иккинга, буравя его глазами, как будто крошечная надежда боролась с горьким жизненным опытом.
— Ты — Викинг, — сказала она наконец. — Я думаю, что ты говоришь это, чтобы мы отпустили тебя. Ты выберешься на свободу, а потом забудешь о нас, — она кивком головы указала на Люк, по которому Викинги всё ещё грюкали и стукали в тщетных попытках открыть.
— Я даю вам слово, — сказал Иккинг.
— Слово Викинга ничего не стоит, — фыркнула бабушка Медвежонка. Она задумчиво на него посмотрела. — Как тебя зовут, Викинг?
— Иккинг Кровожадный Карасик Третий — ответил Иккинг. — Я единственный сын Стоика Обширного, Вождя Племени Хулиганов.
— Королевский Викинг, — саркастически сказала бабушка Медвежонка. Однако Иккинг привёл её в замешательство, и она крепко задумалась. — Как интересно. Для нас большая честь, в самом деле. Король Крыса. Король Лис.
Её глаз заметил длинный, зловещего вида металлический инструмент, прислонённый к одной из балок, которые подпирали потолок трюма. Он заканчивался в форме «Р» и был погружён в тёмно-синие чернила.
— Ладно, Викинг, — сказала бабушка Медвежонка, — договорились. Но цена возросла. Взамен я поставлю тебе Рабское Клеймо. Держите его крепко, Дикун и Одинокий Лис…
— Нет! — закричал Иккинг, изо всех сил сопротивляясь.
— Рабское Клеймо легко поставить, — медленно промолвила бабушка Медвежонка, подходя к нему с заостренной палкой, — но невозможно удалить, — С горечью показала она синее Клеймо на своей руке.
— Дайте ему его шлем, — приказала бабушка Медвежонка Дикуну и Одинокому Лису. — Тогда он сможет спрятать его от тех демонов-Викингов там наверху. Мы не хотим, чтобы они заподозрили, что он договорился с нами.
И бабушка Медвежонка прижала Клеймо к голове Иккинга, над левым ухом. Одна секунда и Рабское Клеймо поставлено, лилово-синяя метка, которая останется навсегда, слегка похожая на татуировку.
— Теперь ты не сможешь нас забыть, — произнесла бабушка Медвежонка с угрюмым удовлетворением.
Люк над головой Иккинга наконец-то распахнулся, и широкий луч света залил тёмное помещение. Кочевник нахлобучил шлем на голову Иккинга, чтобы скрыть Клеймо.
Взбешённое, красное, вопящее лицо Норберта Сумасброда появилось в отверстии.
— ЕСЛИ ВЫ ТРОНУЛИ ХОТЬ ВОЛОСОК НА ЕГО ГОЛОВЕ, Я СКОРМЛЮ ВСЕХ ВАС ОМАРАМ! — проорал он. — БЫСТРО ВЫЛЕЗАЙ СЮДА, ПАРЕНЬ!
Канат шмякнулся в трюм.
— Поклянись этим Клеймом, что ты поможешь нам сбежать, иначе мы не отпустим тебя, — прошипела бабушка Медвежонка.
— Клянусь, — выдохнул Иккинг, чуть не плача. А потом он взялся двумя руками за канат, и его вытащили через Люк.
— Видишь, Бабушка! — взволнованно сказал Медвежонок. — Мы всё-таки не Прокляты! Я просил, чтобы кто-нибудь спас нас, и он появился!
— Тебя ещё не спасли, — сурово отрезала бабушка.
Люк лязгнул, закрываясь, и они вновь остались в темноте.
— И вытри нос, — раздался голос бабушки Медвежонка во мраке. — Из него ужасно течёт.
«Американская Мечта 2» неуклонно пыхтела на север, становилось всё холоднее и холоднее и всё темнее и темнее, а вскоре темнота поглотила день, и они продолжали плыть в полном мраке. Это и был дом Кочевников.
Жуткое место. Мимо них в тумане проплывали, потрескивая, раскалываясь и поскрипывая, айсберги, возвышаясь выше мачт самого корабля.
Команда умолкала, когда приступала к своей работе, и даже Норберту удавалось понизить голос до зловещего шёпота, когда он ругался и угрожающе помахивал топором на своих людей.
Потому что они вошли в мир Полярных Змеев.
Полярные Змеи были большими белыми драконами, дремлющими на льду, как негабаритные моржи. Они напоминали Иккингу Саблезубых Ездовых Драконов, которых дома, на Архипелаге, Викинги запрягали в свои сани. Только вместо сабле-зубов из носа каждого Полярного Змея рос длинный белый бивень, как у единорога или нарвала.