— Ты сиди, а я пойду, посмотрю как он, — и папа двинулся на цыпочках в коридор. Мама наверное не читала папе книгу «Зверобой» и, конечно, где ему знать как тихо индейцы подкрадываются на охоте к своей добыче. И все–таки двигался папа как заправский охотник, и на лице у него было написано, что он настоящий разведчик. А полы… полы громко скрипели под папиной излишней тяжестью и он от этого скрипа каждый раз вздрагивал. Закончилось все дедовым восклицанием:
— Что за слон там бродит по округе? Словно за слонихой наблюдает, заодно с треском ломая кусты и вытаптывая траву.
Папа расширил глаза и в три прыжка оказался за столом. Я ошалело смотрел на него:
— Ну… ты, папа, прыгаешь! — воскликнул я, а потом подумал чуть и добавил заинтересованно, — а можешь… еще раз?
Мы вздрогнули от раздавшегося вновь дедовского смеха. Вздрогнули и повернули головы. На пороге стоял и мелко трясся дед. Голос его стал тонким и хихикал дед как–то очень по–детски, а палец его был направлен на папины ноги. Я посмотрел и тоже захихикал. Папина нога почти до колена была белая как у скульптуры; с неё сыпался порошок; по полу из коридора тянулись одиночные белые следы.
— Вот… мама капкан приготовила, смутился папа. Посмотрел на нас и вдруг расхохотался не хуже деда. Мы с дедулей не отставали.
***
Выехали мы только после обеда. Всю дорогу папа мне объяснял, как надо вести себя с пчелами. Он говорил:
— Ты главное помни, что с ними нельзя нервничать: кричать, размахивать руками, заглядывать… (на этом слове папа неожиданно скривился, будто вспомнил что–то). Заглядывать в дырку улья вообще не стоит, — поправился он, и оценивающе посмотрел на меня.
«А я и не собирался заглядывать, — подумал я, — нашли дурака, и так ясно, что пчел внутри гораздо больше чем снаружи»
Папа посмотрел на меня и успокоился. Сказал:
— Ты, главное, если пчёлка сядет, не сгоняй её и не прижимай, а то укусит. И вообще — поползает, поползает и улетит. Понял?
— Понял, — ответил я, и посмотрел на деда, что он скажет? Дед склонил голову, уперся подбородком в грудь и… спал. «Понятно, как что–то важное говорят дед обязательно спит, а потом, как что–нибудь случится, он спрашивает: «… а, что же мне не сказали?!»
Сейчас дед дрых. Конкретно. Как спят все слоны в цирке — с трубным посапыванием и довольно шумным выдувом. Я знаю — видел. Дядя когда приезжал, водил меня за кулисы цирка к знакомым. Но только у дедули этот фокус со сном получается всегда интересней. Я прямо засмотрелся. Папа видно тоже залюбовался дедом, потому что только он повернулся к дороге и машина сильно вильнула. Папа тихо ругнулся и больше к деду не поворачивался.
За окном мелькали чугунные прутья забора. Сквозь них были видны зеленые поля и яблони. Папа сказал, что это «…Тимирязьевское хозяйство. Здесь еще и Академия есть! Вырастешь — пойдешь учиться». Я ответил, что не пойду. Папа несколько раз на меня поглядывал, он не понял, что я хотел сказать — не пойду учиться в тимирязьевку или вообще учиться не пойду? Я не стал объяснять: не успел — мы подъехали к перекрестку и я увидел большую машину с цистерной. На белом фоне цистерны синими буквами было написано «МОЛОКО». Машина поворачивала, а с боку появился нахальный дядька на синем дорогом автомобиле. Они дергались, дергались… то один, то другой — каждый думал что он главный… В общем проехали мы, а они, со скрежетом зацепившись, остались стоять.
— Папа, а значит мы главные? — спросил я.
Папа мельком глянул на меня в зеркало, кашлянул и ответил:
— Главных на дороге не бывает. Есть только глупые или осторожные.
Тут мы сильно подскочили на «лежачем полицейском». Я уже знал, что так зовут специальную штуку на дороге — для тихой езды. Папа чертыхнулся и добавил: «Кроме осторожных и глупых, сынок, есть еще невнимательные…».
— Па, а почему «лежачий полицейский»? Потому что, как пьяный, да?
Папа поперхнулся.
— Нет, скорее герой — ляжет поперек, и никак не проедешь!
— А что он охраняет? — спросил я, — а получается, что мы полицейского переехали?! А он не будет ругаться? — последнее я уже сказал стараясь не засмеяться — я просто увидел, что папа заулыбался.
