И ребята разглядывали их, будто в первый раз увидели крошечные ледяные кристаллики.
Другой солдат, высокий, в большой лохматой шапке, сказал Варе, которая держала за руку маленького Саню:
— Давай-ка, дочка, я мальца-то понесу.
— Он и сам дойдёт, — ответила Варя.
Солдат протянул Саньке перегорелый сухарь. Санька молча взял его и сразу засунул в рот.
— Может, тебе помочь, Михаил Алексеевич? — спросил кто-то из матерей.
— Дойдём сами! И не провожайте вы нас. Только ребят растревожите, — отвечал Чапурной. — Мы без провожатых дойдём. — А когда увидел заплаканные глаза Федосьи Аполлоновны, то даже руками развёл: — Уж этого я и не ждал! Что это такое!
Бабушка махнула рукой:
— Да я ничего… Это уж так, по слабости. — Она покрепче завязала Саню платком — шапки у него не было. — Ничего, идти-то недалеко.
А когда ребята тронулись, сказала:
— Ну, час добрый… — и опять заплакала.
Варя, взяв Саню за руку, храбро отправилась в путь. Рядом шагал Васька. Он шагал спокойно: вот дойдёт, посмотрит, как будет жить Санька в детском доме, и убежит на фронт. Так уж он решил.
Чапурной шёл со своим ребячьим отрядом по снежной мостовой. Он улыбался и подбадривал малышей:
— Ничего, воробьи! Придём — согреетесь. Вот ещё маленько прошагаем и дома будем.
Санька сначала шёл вприпрыжку, а в гору стало идти труднее, и он захныкал.
— Стой! — сказал солдат и, присев на корточки, поманил Саньку: — Ну, иди-ка, сынок, иди!
— Не-е! — протянул Санька и прижался к Варе.
— Иди, иди к дяденьке, — согласилась Варя. Она видела, что Санька устал. Других малышей давно несли на руках. — Иди, не бойся, дяденька добрый.
Солдат подхватил Саньку, протянул руку Варе, и они зашагали втроём дальше. Саньке хорошо, и Варе легче.
— Ну вот, так-то лучше, — сказал солдат.
Санька уткнулся ему в плечо и перестал хныкать. От мохнатой солдатской шапки тепло и хорошо пахнет махоркой. Санька сверху глядел на Варю: вот она — чего же плакать? И ветер перестал щипаться.
— Ну, герой, перестал гудеть? — приговаривал солдат. — Сейчас дойдём — дадут вам ситного, каши. Сообща вас и выходим. Правильно я говорю, дочка?
Варя молчала — не знала, что ответить. Она крепко держалась за солдатскую руку и старалась попасть с ним в шаг. А солдат то говорил ласковые слова, то кому-то грозил:
— Стрелять их! Чтоб им ни дна, ни покрышки! Передавить всех!..
Варя понимала, что это он не их ругает. Было похоже на то, как один раз к ним во двор забежала злая чужая собака и бабушка, схватив испуганную маленькую Варю на руки, ругала собаку: «У, проклятущая, чтоб тебя…» А Варю крепко прижимала к себе.
Уже ребята прошли фабричный переулок, поднялись в гору и вышли на площадь. За оградой стоял дом с колоннами.
Чапурной забежал вперёд и раскрыл ворота:
— Вот мы и пришли! Не робеть, воробьи, не робеть!
Ребята шли за ним в ворота, в раскрытые двери.
— А теперь пойдём прямо в зал! — скомандовал Чапурной и стал подниматься по ступеням широкой лестницы.
Варя шла и оглядывалась по сторонам. Вот он какой, детский дом! Вот они где будут жить!
Ребят в зале было много, но шуму не было. В непривычной обстановке ребята молчали, рассматривали колонны и люстры, в которых отражались солнечные зайчики.
Привели ребятишек из фабричных казарм, из пустых квартир, просто бездомных. Вот они, большие и маленькие, немытые, в заштопанных платьицах, грязные… Кого приводили матери, а кого собрали чужие люди.
Красногвардейцы стояли у дверей и курили. Они, как умели, ободряли ребят: «Не робей! Хлебом каждый день кормить будут».
Чапурной стал распределять ребят по группам. Классные дамы и институтки стояли в стороне и, наверно, ждали приглашения.
Только одна Гертруда Антоновна, которая на собрании спрашивала у Чапурного про мыло, подошла к нему и спросила:
— Я могу заняться самыми маленькими?
— Вот пожалуйста, вот спасибо! — обрадовался Чапурной. И он подвёл Гертруду Антоновну к Варе, которая держала за руку Саньку. — Вот они, самые маленькие.
— Это твой брат? — спросила Варю Гертруда Антоновна.
— Нет, — ответила Варя. — Мы живём рядом.
— А как его зовут?
— Саня.
— Ну вот и хорошо! Значит, ты Саня.