А между тем г-жа Руссо уже дважды была вынуждена слечь в постель. Но как только ей становилось полегче, она вставала и спускалась в лавку. «Ну, эта худышка недолго протянет», — толковали о ней соседи. Так оно и вышло. Г-жа Руссо слегла в третий раз, и, как нарочно, во время учета товаров. Пришел врач, побеседовал с больной и рассеянно прописал какое-то лекарство. Г-н Руссо был предупрежден; он знал, что конец уже близок. Но учет требовал, чтобы хозяин постоянно был в лавке; лишь с большим трудом ему удавалось иногда урвать от торговли несколько минут. Он заходил к больной только во время визитов врача да на минутку заглядывал к ней перед завтраком. Спал он в кабинете, где велел поставить складную кровать, и ложился рано — в одиннадцать часов. За больной ухаживала служанка Франсуаза — ужасное существо: неповоротливая, грубоватая и не очень-то опрятная овернка с огромными ручищами; она двигалась неуклюже, и той дело толкала больную. Подавая лекарство, угрюмо глядела исподлобья, а подметая полы, производила невообразимый шум. В комнате всегда был беспорядок: на комоде стояли липкие пузырьки из-под лекарства; тазы Франсуаза никогда как следует не мыла; на спинках стульев висели грязные тряпки, а на полу накопилось столько сору, что неприятно было ходить по нему. Но г-жа Руссо не жаловалась, — ведь у Франсуазы было столько работы: кроме ухода за хозяйкой, она прибирала лавку, стряпала для хозяина и приказчиков, бегала по поручениям, не говоря уж о разных непредвиденных делах. Хозяйка не могла требовать, чтобы служанка была при ней. Когда у Франсуазы было свободное время, она ухаживала за больной.
Даже на смертном одре Адель больше всего заботилась о торговле. Она с тревогой следила за сбытом и каждый вечер подробно расспрашивала о выручке. Как только мужу удавалось зайти к ней на несколько минут, Адель, вместо того чтобы рассказать о том, как она чувствует себя, спешила узнать мнение мужа о возможных барышах. Как она огорчилась, узнав, что в этом году доход на тысячу четыреста франков меньше прошлогоднего. И даже когда вся она горела в жару и уже не могла поднять головы с подушек, она вспоминала о заказах, полученных на прошлой неделе, проверяла счета, управляла хозяйством. Если муж засиживался в ее комнате дольше обычного, она гнала его. К чему зря сидеть? Ее все равно не исцелить, а торговля пострадает; она была уверена, что без хозяина приказчики проворонят многих покупателей.
— Иди, мой друг, иди. Право, мне ничего не нужно. Да смотри не забудь запастись тетрадями. У нас их совсем нет, а ведь скоро начало учебного года.
Долгое время она заблуждалась, не знала, что близится конец. Ей все казалось: вот завтра она встанет и вновь сядет за кассу. Строила даже планы, мечтала, что скоро ей позволят выходить на улицу и она поедет с мужем на все воскресенье в Сен-Клу. Никогда еще так сильно не хотелось ей посмотреть на деревья. И вдруг однажды утром ей стало особенно тяжело. В бессонную ночь она ясно поняла, что скоро умрет. Весь день она лежала молча, глядя в потолок, и думала. А вечером, взяв мужа за руку, спокойно, будто предлагая ему проверить счет, сказала:
— Сходи завтра за нотариусом. Я видела вывеску — один нотариус живет недалеко от нас, на улице Сен-Лазар.
— Но для чего нам нотариус? Он совсем не нужен! — воскликнул г-н Руссо.
— Может быть, и не нужен, — спокойно ответила она. — Но мне станет легче на душе, когда я буду знать, что наши дела в порядке… Ведь когда мы женились, наше с тобой имущество было общее, но тогда ни у меня, ни у тебя не было ни гроша. А теперь мы кое-что скопили, и я вовсе не желаю, чтобы мои родственнички обобрали тебя. Не хочу, чтобы хоть что-нибудь досталось моей любезной сестрице Агате! Лучше уж все взять с собой в могилу.
В конце концов ей удалось убедить мужа, и на следующий день пришел нотариус. Г-жа Руссо долго беседовала с ним; она хотела, чтобы все было предусмотрено, не осталось бы ни одного спорного вопроса. Когда завещание составили и нотариус ушел, она облегченно вытянулась и сказала слабым голосом:
