Эта лабораторная ситуация задает нам рамки для изучения реакции испытуемого на принципиальный конфликт эксперимента. Это, повторим, конфликт между требованиями экспериментатора продолжать наносить удары током и все более настойчивыми требованиями ученика прекратить эксперимент. Суть исследования – систематически изменять факторы, которые, как предполагается, влияют на степень подчинения приказам экспериментатора, чтобы выяснить, при каких условиях подчинение власти наиболее вероятно, а при каких на первый план выходит сопротивление.
Пилотные исследования, предшествовавшие настоящему, завершились зимой 1960 года; от стандартных экспериментов их отличали некоторые подробности – в частности, жертву помещали за зеркальное стекло и ставили освещение так, чтобы испытуемый смутно различал ее (Milgram, 1961).
Хотя эти исследования были по существу качественными, а не количественными, они указали на некоторые существенные черты экспериментальной ситуации. Сначала в ходе эксперимента не задействовалась никакая голосовая обратная связь от жертвы. Считалось, что словесные предупреждения и пометки на шкале генератора, обозначающие силу удара, обеспечат достаточное давление, чтобы подорвать подчинение испытуемого. Однако оказалось, что это не так. Не слыша протестов ученика, практически все испытуемые, получив приказ, доходили, не задумываясь, до конца шкалы, словно не замечая словесных предупреждений («Крайне интенсивный ток» и «Осторожно! Опасно для жизни»). Это лишило нас адекватной базы для оценки тенденции к подчинению. Нужно было ввести силу, которая укрепила бы сопротивление испытуемого приказам экспериментатора и выявила индивидуальные различия с точки зрения распределения моментов, когда испытуемый отказывался продолжать эксперимент.
Эта сила приняла форму протестов жертвы. Сначала были применены мягкие возражения, однако выяснилось, что этого недостаточно. Впоследствии в экспериментальную процедуру были введены более решительные протесты. К нашему ужасу, даже самые сильные протесты жертвы не помешали некоторым испытуемым применять по требованию экспериментатора самые суровые меры наказания, однако протесты все же несколько снизили среднее значение максимального удара и создали некоторое распределение в поведении испытуемых; поэтому крики жертвы были стандартизированы на магнитофонной пленке и включены в стандартную процедуру эксперимента.
Эта ситуация не просто выявила технические сложности в поисках действенной процедуры эксперимента, – она показала, что испытуемые готовы подчиняться власти в гораздо большей степени, чем мы предполагали. Кроме того, она показала, что для контроля над поведением испытуемого важно получать обратную связь от жертвы.
У пилотных исследований была и еще одна особенность: испытуемые часто избегали смотреть на человека, которого ударяли током, а иногда даже отворачивались – неловким, бросавшимся в глаза движением. Один испытуемый пояснил: «Я не хотел видеть последствия собственных действий».
Наблюдатели писали:
…Испытуемые явно не хотели смотреть на жертву, которую видели сквозь стекло прямо перед собой. Когда им указали на это, они отметили, что им было неприятно видеть мучения жертвы. Однако мы подчеркиваем, что, хотя испытуемый не желает смотреть на жертву, удары током он наносит по-прежнему.
Это показывает, что очевидная реакция жертвы в какой-то степени способна регулировать поведение испытуемого. Если испытуемый, подчиняясь экспериментатору, обнаруживал, что не может выносить пристального взгляда на жертву, верно ли обратное? Если сделать так, чтобы реакция жертвы была заметнее испытуемому, будет ли он меньше подчиняться приказам? Ответить на этот вопрос должен был первый цикл стандартных экспериментов.
Непосредственное восприятие жертвы
Этот цикл состоял из четырех экспериментальных ситуаций. В каждой ситуации жертву делали «психологически» ближе испытуемому, который наносил удары.
В первой ситуации («Отдаленность») жертву помещали в другую комнату, откуда ее не было ни видно, ни слышно испытуемому, и только при ударе в 300 вольт она стучала в стену в знак протеста. После 315 вольт жертва больше не отвечала, ее не было слышно.
