Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - страница 21

Конкуренция ведь возникла с момента распада Римской империи. Государства воевали между собой, совершенствовали вооружения, искали оптимальные способы ущучить противников. И постоянно их находили. То одна страна, то другая достигали могущества. Англия долгое время доминировала над Францией в Столетней войне. Потом лидерство захватила Испания, контролировавшая практически пол-Европы в XVI столетии. А дальше Франция ее обошла, став в XVII веке ведущей державой. При Петре I в большую европейскую политику энергично включилась Россия. К концу XIX века наметилось лидерство объединившейся наконец Германии.

Между моментом, когда соперничество европейцев началось, и моментом, когда оно обеспечило Западу преимущества, прошло много веков. Почему конкуренция стран не дала результата раньше? А если дала, то в чем это выразилось? Как отмечал Кеннет Померанц в книге «Великое расхождение», о которой шла речь раньше, до XVIII века Европа не способна была добиться большего, чем Китай. Фергюсон же считает, что преимущества Запада выявились на пару столетий раньше. «В 1600 году ВВП Англии на душу населения уже на 60% превышал ВВП Китая» [Там же: 402]. Это весьма спорный аргумент, поскольку сравнивать надо либо Европу в целом с Китаем в целом, либо наиболее успешные регионы Европы и Китая между собой. Но даже если предположить, что Фергюсон прав, все равно в книге «Цивилизация» трудно найти объяснение, почему конкуренция между европейскими государствами не привела к формированию прогрессивных институтов в XII веке.

Наверное, соперничество европейцев между собой обеспечивало какие-то важные промежуточные результаты. И, может быть, попеременное лидерство то одной страны, то другой было с этим связано. Если это так, то интересную и разумную историко-социологическую схему, нарисованную Фергюсоном, надо еще наполнять дополнительным конкретным содержанием. Она представляет собой что-то вроде «черного ящика». На «входе» – соперничество. На «выходе» – хорошие институты. А что между ними? Что внутри у «черного ящика»?

Впрочем, вне зависимости от ответа на данный общий вопрос, можно зафиксировать важный для нашей страны вывод, вытекающий из книги Ниала Фергюсона. Россия проигрывает в конкуренции с Западом. Мы все больше чувствуем наше отставание. И, если принять во внимание мировой опыт, это наше чувство рано или поздно станет (как и в других странах) важнейшим двигателем преобразований.

Рассуждая о «судьбах родины», мы часто говорим о необходимости ее модернизации – превращения в современное общество с эффективной рыночной экономикой и демократией. Но вот парадокс: когда ученые начинают вести свои споры о модернизации, сплошь и рядом можно слышать, что эта теория устарела, что она искажает развитие общества и даже служит чьим-то корыстным интересам. Получается путаница: пока мы не погрузились в «науку», мы жаждем модернизации, а как только погрузились – начинаем ее опасаться. На самом деле разобраться с теорией модернизации легко и в то же время очень сложно. Бо`льшая часть того, что про нее пишут в научной среде, – это не объективная оценка, а идейная полемика.

Первый шаг к осмыслению сути теории сделать нетрудно. Для этого надо понять, как ученые смотрели на развитие общества сразу после Второй мировой войны, в эпоху, когда зарождалась теория модернизации. По сути дела, тогда имелось лишь два подхода, но весьма глобальных – марксистский и расистский.

Марксисты разных направлений говорили, что все человечество может развиваться в лучшую сторону, но эта «лучшая сторона» – коммунизм. Были, конечно, и серьезные ученые, исповедовавшие марксизм. Они исследовали при этом реальный процесс становления абсолютизма или капитализма, а не фантазировали о светлом будущем человечества. Однако в конечном счете принципиальные для марксизма классовый подход и теория пролетарской революции сильно мешали науке.

Расисты же полагали, что лишь отдельные народы могут быть успешными. Не обязательно это были сторонники нацизма. Некоторые ученые могли исходить из того, что есть культуры, способствующие развитию, и культуры, препятствующие ему. Но как бы то ни было, подобная «наука» возводила стену на пути многих развивающихся государств к рынку и демократии. Проще говоря, это направление исходило из представления, будто культура, экономика и демократия, созданные белым человеком, в принципе не могут распространиться по всей планете.