Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки - страница 2
Тем не менее, исследователи, занимающиеся изучением нашей темы, сталкиваются со значительными трудностями. Крайне медленно идет до сих пор процесс «рассекречивания» документов: в последнее время он свернут и практически заморожен на уровне середины 90-х годов. Создаются и различные преграды на пути исследователей. Характерно, что первыми уловили новые веяния некоторые наши архивисты. Как ни странно, в минувшее десятилетие даже органы тайной политической полиции, хотя не всегда, не всем и далеко не полностью, стали предоставлять архивы и раскрывать свои тайны, относящиеся к эпохе Большого террора (см., например, многотомный «Ленинградский мартиролог. Книга памяти жертв политических репрессий», основанный на документах бывшего КГБ, и ряд других публикаций). Как я убедился на собственном опыте, с особым тщанием оберегает секреты бывший партийный архив в Смольном, «закрывая» документы, относящиеся именно к истории советской цензуры[5]. Видимо, механизм убиения слова и мысли представляет еще большую государственную тайну, чем физическое истребление людей. Что ж, это может даже в какой-то мере льстить национальному самолюбию, лишний раз подтверждая ставшую уже трюизмом мысль о «литературоцентричности», «логоцентрич-ности» российской ментальности: отсюда, как считается, и великая литература!
Но если еще теплится надежда, что когда-нибудь впоследствии «авось, архивы нам откроют» (если слегка перефразировать Пушкина), то гораздо хуже другое: более страшно и непоправимо то, что подавляющее большинство цензурных документов было заблаговременно уничтожено самим Главлитом. Один из его высокопоставленных чиновников в 1990 году заявил, что открытие архивов Главлита «…будет большим ударом для историков, которые говорят об “ужасной” деятельности» Главлита… Цензура не загубила ни одного по-настоящему талантливого произведения» (курсив мой. — Л. Б.)[6]. Для того, вероятно, чтобы лишить историков последних иллюзий и чтобы «удар» для них был более впечатляющим, Главлит тогда же приказал подвергнуть уничтожению наиболее опасные документы. В том же 1990 году им разослано на места секретное распоряжение «Об архивах Главлита», которое предписывало «…дела с “Перепиской с партийными и государственными органами республики (края, области)”… исключить из “Описей дел постоянного хранения”, установив временный срок хранения не более трех лет, и предоставить право руководителям местных органов уничтожать эти дела по своему усмотрению»[7].
Цензурные органы и ранее систематически старались уничтожить следы своей деятельности. Так, еще в 1979 г. начальник Ленинградского управления запросил у Главлита согласия на уничтожение отчетов своих подчиненных, в которых раскрываются методы цензорской работы, и приводятся данные о «произведенных вмешательствах», то есть самый ценный для историка материал. Аргументация его в своем роде бесподобна: «Практика Ленинградского управления показывает, что только за последние 3 года сделано около 7 ООО вычерков. И учитывая, что, как правило, каждый вычерк оформляется на отдельном бланке, а в месяц количество вычерков часто превышает 250, получается, что в течение 3 лет Управлением должно быть заведено 30–40 дел. Для этого потребуется иметь дополнительные железные шкафы и помещение. Исходя из этого, просим рассмотреть вопрос о предоставлении права ряду Управлений уничтожать цензорские вычерки после получения от Главлита СССР заключения»
