Марций, сначала ослепший, теперь, прижимая к себе мать, прозрел. Слезы сошли с глаз, щекам сделалось тепло, по каплям тепло, а после щеки почувствовали ветер, его слабое дуновение. Щеки воинов чуют ветер слезами — только так. Гай Марций увидел вольсков, которые смотрели на него выжидающе и ревниво.
— Где дети? — спросил Марций. — Где Валерия?
— У тебя совсем седые усы, мальчик мой. Борода еще рыжая, а усы седые. И три новые морщинки на лбу… Они сами, они сами сделали тебя вождем врагов, — вдруг выдохнула, зарыдав, старуха, — а теперь они хотят, чтобы я… чтобы я… чтобы ты…
— Девочка, верно, уже стала говорить?
— Нет, ей еще рано. Она научилась пока еще только смеяться, когда Валерия играет с ней.
— А мальчик?
— Он — как ты в пять лет. И так же любит спортивные игры и состязания на траве. Только бороться ему приходится со мной, а он очень сердится оттого, что я слаба.
— Разве на улице нет детей, с кем бы он мог играть?
— Дети есть, но ведь он сын врага Гая Марция, вождя вольсков.
— Они не тронут их, если я уведу войска? Скажи мне правду, мать?
— Какие уставшие у тебя глаза, сынок, — заплакала старуха, — какие прекрасные у тебя глаза…
Гай Марций увел вольсков из-под Рима. За это он был зарезан Туллом в Сенате.
Римлянка Аривксмеда, ходившая к Гаю вместе со старухой Волумнией, любовница трибуна Респия, подала счастливую мысль, чтобы в назидание потомкам увековечить эту победу римлян великодушием траура по зарезанному Марцию. И был объявлен траур по Гаю Марцию. Была весна, народ выезжал купаться к морю; по ночам, закрыв окна шторами, люди пили вино и смотрели танцовщиц; чернь на окраинах города пела веселые ритмичные песни варваров. Поэтому траур прошел незаметно и даже придавал некоторую пикантность наслаждениям, которые считались запрещенными.
Эта весенняя буйность в дни объявленного траура была слышна в доме, который вернули семье Марция. Валерии, жене бывшего врага, позволили снять черное покрывало позора. Аристократы стали приглашать сына Марция в гости к своим детям: это было экзотично и в духе времени. Девочка сказала свое первое слово. Оно было странным: <рыба>. Когда траур кончился, Волумния ушла из города к Клелиевым рвам и зарезала себя на том месте, где последний раз говорила с сыном.
