Между тем наиболее серьезные западные политики, в том числе и в Федеративной Республике, отдавали себе отчет в том, что решение германской проблемы, включая восстановление единства Германии, возможно лишь на базе разрядки международной напряженности. К числу таких реалистически мыслящих деятелей относился и канцлер Германии Конрад Аденауэр.
Конечно, Аденауэр был непримиримым антикоммунистом, но как незаурядный человек и крупный политик он в полной мере учитывал реальную обстановку. А она убеждала в том, что добиться единства Германии можно, только ослабив противостояние складывавшихся враждебных блоков, и прежде всего – найдя общий язык с Советским Союзом. Понимал он и то, что нормальные отношения с СССР могут способствовать укреплению позиций ФРГ в качестве влиятельной силы в Европе и в мире.
Деятельность в этом направлении требовала, естественно, особой осторожности. На протяжении первых лет существования, несмотря на свой формально суверенный статус, ФРГ оставалась зависимой – особенно в том, что касалось внешней политики. Для обретения истинного суверенитета ей предстояло пройти еще долгий и нелегкий путь, не раздражая при этом опекавшие ФРГ бывшие оккупационные державы.
Сказанное позволяет в полной мере оценить всю смелость шага, предпринятого Аденауэром осенью 1955 года и приведшего к нормализации отношений между ФРГ и СССР.
8 сентября представительная делегация во главе с канцлером прибыла в Москву. В ходе непростых переговоров удалось преодолеть существовавшее до тех пор состояние отчуждения. Были установлены дипломатические отношения, расчищены важные каналы межгосударственных экономических связей. В качестве жеста доброй воли советское руководство согласилось отправить в Германию осужденных за военные преступления немецких граждан.
Как и по многим другим вопросам российско-германских отношений, о смысле и значении этого визита до сих пор ведутся ожесточенные споры. Существует, например, точка зрения, согласно которой визит Аденауэра в Москву знаменовал собой окончательную юридическую фиксацию расчленения Германии на два самостоятельных государства. Одним из аргументов, призванных подтвердить эту точку зрения, было то, что после визита Аденауэра в Москве обосновались два признанных немецких дипломатических представительства – ФРГ и ГДР.
Более обоснованной представляется иная оценка. Да, результаты визита Аденауэра в Москву стали подтверждением того, что в новейшей истории Германии начался новый этап. Теперь предстояло решать задачу единства с иных, по сути дела полярных, позиций, кропотливо создавая предпосылки для воссоединения в будущем.
И с этой точки зрения главный смысл визита западногерманского канцлера в Москву видится в ином свете. Положив начало улучшению отношений с СССР, он, по сути дела, сделал шаг к германскому единству. Конечно, чтобы достигнуть цели, предстояло еще пройти долгий и трудный путь. И только сейчас, добравшись до финиша, мы можем в полной мере осознать, какое значение имел тот, недооцененный современниками первоначальный шаг.
Однако своим визитом в Москву Аденауэр добился еще одного, немаловажного результата. Известно, что официальные круги Запада неодобрительно отнеслись к его визиту. Привыкшим распоряжаться в Западной Германии как у себя дома, им было трудно смириться с тем, что Федеративная Республика, которую они создали, выросла из детских штанишек и претендует на право самостоятельных решений.
Недовольство вызвало и то во многом неожиданное обстоятельство, что переговоры в Москве, вопреки прогнозам экспертов, привели к позитивным результатам. Судя по ныне известным документам, посол США в СССР Ч. Болен был буквально в ярости и сравнивал поведение Аденауэра в Москве с поведением английского премьера Невилля Чемберлена, подписавшего в 1948 году в Мюнхене капитулянтский договор с Гитлером и Муссолини. Более дипломатично, но примерно в том же духе высказывался английский премьер-министр Гарольд Макмиллан. Утверждения, что канцлер ФРГ, заключив договор в Москве, подвел Запад, нанес ущерб его дипломатии и проявил недопустимое своеволие, нашли широкое распространение в комментариях американской и английской прессы. Были и позитивные оценки, прежде всего на уровне аналитиков и экспертов. Однако не они делали погоду.
