– Хорошо, – такого голоса у Даши он раньше не слышал. Одно слово, она сказала его тихо, умиротворенно, и при этом в ее голосе было слышно плохо скрываемое озорство: ты прекрасно знаешь, почему мне хорошо.
Его так пробрало, что в эту секунду он понял: секс по телефону – не всегда извращение. Поборов прилив нежности, он спросил как можно равнодушнее:
– Чё, уже всем подружкам рассказала?
– Дурак! – ответила она.
Через некоторое время после того, как они поговорили, от Даши пришла смс: «До сих пор тебя чувствую». Тим вздохнул со счастливой улыбкой. А потом сделал то, чего прежде никогда не делал и сам от себя не ожидал, – он поцеловал экран своего мобильника.
Никакого волнения он не испытывал. Раньше, каждый раз после незащищенного секса, он чувствовал легкие покалывания тревоги, в большей или меньшей степени они присутствовали всегда. Он начинал внимательнее присматриваться к Даше, к переменам ее настроения, к самочувствию. Любая, самая незначительная мелочь казалась симптомом. Когда у нее случались задержки, Тим не знал, куда себя деть. Он становился нервным и рассеянным, хоть и старался в такие дни быть с ней внимательным и осторожным.
Но постепенно стал более философски относиться к собственным страхам, потому что время шло и ничего не происходило. Страхи так и оставались просто страхами. Любая задержка заканчивалась ее телефонным звонком – я сегодня останусь дома, потому что все началось.
Тим привык и успокоился. Любой ничем не подкрепляемый страх, как правило, сам собой сходит на нет. Поэтому теперь он не волновался и ничего не ждал. Волновалась она. Только он пока об этом не знал.
Он заехал к ней после института, дома была только она, родители еще не вернулись с работы.
– Тим, мне надо тебе кое-что сказать.
– Скажи, – улыбнулся он.
– После того нашего раза, ну, когда был Марш миллионов, – она помолчала. – В общем, я себя странно чувствую.
– В смысле?
– Позавчера я съела четыре шоколадки. Подряд. И знаешь, никаких угрызений совести, мне так ужасно хотелось.
– Ну ты это, поосторожнее. Много есть вредно, тем более сладкого, – он хотел, чтобы это прозвучало как шутка, как некое приободрение. Но прозвучало это жалко и не к месту.
– Я стала очень много есть, прямо чувствую, как толстею. На днях чуть не упала в обморок. Во всяком случае, мне показалось, что вот-вот упаду.
Он молчал, не пытался придумать ответ, просто ждал. Когда она опустила руку в карман домашней кофты, он уже заранее знал, что она оттуда вытащит.
– Я хочу сделать это, пока ты здесь.
Даша оставила его на кухне, а сама ушла в туалет, держа тест в правой руке. Тим включил телевизор. Какая-то белиберда, телемагазин. Но он уставился в экран со всепожирающим вниманием. Сейчас его интересовали только ножи для резки овощей. Он ловил каждое слово, каждую улыбку ведущих, понимая, заранее соглашаясь с тем, что это последнее, что он видит в своей прошлой жизни. Когда он выключит телевизор, вместе с беззаботными ведущими куда-то в темноту уйдет и его прежняя беззаботность.
Он услышал Дашины шаги, экран погас. Даже не осознал, что сам нажал на кнопку.
– Ну вот, – сказала Даша, присела рядом, положила еще пустой тест на стол. – Ты боишься?
– Не знаю. Волнуюсь, – он попытался сказать как можно более внятно, спокойно, сохранив лицо. У него не получилось. Губы дрогнули, голос звучал трусливо. Даша этого не заметила. Или не придала значения. Иногда людям действительно неважно, как мы выглядим.
Он сидел, как можно прочнее закрепившись с землей: ноги на полу, попа на диване, локти на столе. Чтобы не шелохнуться, сохранить хоть какие-то остатки самообладания.
Что в этот момент чувствовала Даша, он так и не узнал. Несмотря на то что всеми своими пятью точками Тим был прижат к земле, ему вдруг показалось, что он падает с огромной высоты.
На тесте медленно и с беспощадной очевидностью проступил плюсик.