Как делают антисемитом - страница 88
И сам Редлих был назначен на свою должность — начальника Управления по делам молодежи при ЕСС в Терезине — представителями сионистской верхушки ЕСС Якубом Эдельштейном и Отто Цуккером. В этом качестве «Гонда… тщательно отбирает преподавателей, насаждает иврит, отменяет празднование Рождества и вменяет еврейские праздники»[413].
Кроме того, в Терезинском гетто 25-летний Редлих стал членом апелляционной Koмиссии, которая обсуждала и решала в последней инстанции вопрос о включении людей в список подлежавших депортации (или об исключении из этого списка) в Освенцим. Именно от решения этой комиссии зависело — кто именно из жителей гетто отправится эшелоном смерти в Освенцим, а кто еще останется жить… На основе примерных цифр, спускавшихся нацистскими властями, руководство гетто само готовило списки лиц, подлежавших отправке на восток и тем решало вопрос о жизни и смерти людей[414]. При этом Редлих понимает: «Послать ребенка в Польшу — значит послать его на смерть» (Запись от 9.1.43)[415].
Конечно, тут были и слезы, и мольбы, и «связи». Но — как явствует из дневника Редлиха — был и еще один критерий, который держали в уме члены Комиссии при определении того, кого именно оставлять в списке смерти, а кого вычеркивать. «11.2.1942. Вчера мы переписали имена хаверим, всех, кого мы хотим спасти от отправки в Польшу… 14.3.1942. Рекламация (исключение из списков) хаверим — трудное и ответственное дело»[416]. Хаверим — букв. «друзья», почти технический термин для обозначения «соратников», членов сионистских организаций.
Напротив, — «27.1.1942: „Узнал, что готовят списки христиан, которые покинут Терезин… 17.2.1942. Явился Иш Алон (Эйхман), ждем важных решений. Любопытно, что будет дальше. Уедут ли христиане из Терезина“[417]. Впрочем, и в 43 году христиане в Терезине еще оставались (тут надо помнить, что состав гетто постоянно обновлялся: прибывали одни, увозили других).
Итак, евреи не были равноценны в глазах Редлиха. „20.2.42: „Двое детей-христиан катались на санках. Одна из евреек, видя детей на санках сказала: Им живется лучше, чем нашим детям. Она права. Я принял ее укор на свой счет, хотя в этом я не виноват“[418].
Были более ценимые жизни — это евреи, практикующие иудаизм и разделяющие сионистские идеалы. И были „отмершие ветви“ — ассимилированные чешские евреи, иудео-христиане, „выкресты“[419]. Не только нацист Эйхман, но и сионист Редлих позволяли себе говорить о „полукровках“[420]. Чешский историк тех событий приходит к выводу, что „необходимостью спасения "избранного народа" они (сионисты) оправдывали заклание ассимилированных, "неполноценных" евреев — чешских, словацких, австрийских"[421].
Немцы при «окончательном решении еврейского вопроса» не делали различия между евреями-христианами и евреями-иудеями. Но это различие, оказывается, делали их пусть и подневольные, но все же помощники из руководства сионистских организаций.
Дневник Редлиха напоминает о том, что еврей, принявший христианство, в глазах иудеев вызывает довольно негативную реакцию. К нему относятся хуже, чем просто к христианину из язычников (также и у нас, русских: мое отношение к татарину, исповедующему ислам, одно, но к русскому, принявшему ислам, оно будет болезненное). Талмудическая норма говорит о выкрестах: «Еврей-вольнодумец, то есть тот, который совершает богослужение акумов… убивать всех таких — доброе дело. Когда есть власть убить их всенародно мечом, тогда пусть это совершится; если же нет, то их надо опутывать всячески, дабы причинить им смерть. Например, когда увидишь, что один из них упал в колодец и в колодце стоит лестница, тогда спеши вытащить ее, говоря: „Вот у меня забота, — надо снять моего сына с крыши, и я тебе сейчас принесу ее обратно“ и т. п.» (Хошен га-мишпат 425-5).
Столетия штудирования подобных текстов в иудейской среде способствовали появлению таких, как Редлих[422].
После нацистских преследований евреев стало принято расширительно толковать понятие ответственности. Вина не только на конкретном злодее. Вина еще и на тех, кто его воспитал, кто создал атмосферу терпимости к его публично совершаемому злодеянию. Стало принятым говорить об «исторической вине христианства»
