Николай Викторович считался негласным лидером всех украинских партийных кадров, весьма влиятельных и в Москве. Поэтому Брежнев ловко снял его руками украинских же секретарей. Подгорного вывели из политбюро прямо на пленуме ЦК. Обычно Брежнев хотя бы перед самым заседанием предупреждал очередную жертву. Для Николая Викторовича это было как гром среди ясного неба.
24 мая 1977 года на пленуме ЦК недавно избранный первым секретарем Донецкого обкома Борис Васильевич Качура вдруг предложил совместить посты генерального секретаря и председателя президиума Верховного Совета. Иначе говоря, отдать должность Подгорного Брежневу.
Представим себе эту сцену. Зал аплодирует. Подгорный по привычке хлопает вместе со всеми. Говорили потом, что на него жалко было смотреть. Его тут же освободили от должности и вывели из политбюро. Николай Викторович, как оплеванный, спустился из президиума в зал. Как раз одно место во втором ряду оставалось свободным. Всю процедуру продумали заранее. В течение нескольких минут один из влиятельнейших людей в стране стал никем.
Что касается главы правительства Косыгина, то в отличие от Подгорного Алексей Николаевич был полностью сосредоточен на работе — особенно после смерти жены. Крупных противоречий между Брежневым и Косыгиным не существовало. Но разногласия по непринципиальным вопросам перерастали в неприязненный спор. Глава правительства вынужден был подчиняться, но всякий раз замыкался в себе.
«Косыгин чем-то отличался, — писал Даниил Александрович Гранин. — Пожалуй, его отличала хмурость. Он ее не скрывал, и это привлекало. Хмурость его шла как бы наперекор общему славословию, болтовне, обещаниям скорых успехов. Из мельчайших черточек, смутных ощущений мы, ни о чем не ведающие винтики, накапливали симпатию к этому озабоченному работяге, который силится и так и этак вытащить воз на дорогу».
Но когда Даниил Гранин встретился с Косыгиным, то увидел, что его сдержанность, самоконтроль, привычка не говорить лишнего слова рождены вовсе не презрением к тому, что он наблюдает при Брежневе, это — наследие сталинских лет: «Усвоено, стало привычкой, вошло в кровь. Любые сомнения в правоте вождя опасны. Чем выше поднимаешься, тем осмотрительнее надо держаться, тем продуманнее вести себя. Взвешивай каждый жест, взгляд. Оплошка приводила к падению, а то и к гибели».
Основания для осторожности у главы правительства явно были.
«Все встречи Косыгина находились под системным контролем, — вспоминал тогдашний начальник 3-го главка госбезопасности генерал-лейтенант Илья Лаврентьевич Устинов. — За Косыгиным был установлен постоянный контроль по линии 7-го (это наружное наблюдение) и 16-го (это прослушка, в том числе переговоров по правительственной ВЧ-линии) управлений КГБ СССР».
Брежнев не возражал, когда главу правительства подвергали критике. Следил за тем, чтобы в спорах на политбюро Косыгин оставался в одиночестве, не обрастал сторонниками. Хотя Косыгин был главой правительства, министров без Брежнева не назначали.
Первого секретаря Московского горкома Виктора Васильевича Гришина, который с давних пор поддерживал дружеские отношения с семьей Косыгина, Брежнев по-свойски предупредил:
— Ты, Виктор, придерживайся моей линии, а не линии Косыгина.
Когда в ноябре 1978 года Михаила Сергеевича Горбачева делали секретарем ЦК по сельскому хозяйству, верный помощник генсека Константин Черненко доверительно сказал молодому выдвиженцу:
— Леонид Ильич исходит из того, что ты на его стороне, лоялен по отношению к нему. Он это ценит.
Тем не менее Брежнев и Косыгин проработали вместе шестнадцать лет. Леонид Ильич понимал, что в оппозицию к нему Алексей Николаевич не станет. Но Леонид Ильич загодя подобрал ему замену.
В архиве Виктории Петровны Брежневой сохранились два письма — очень сердечные — от жены члена политбюро Кирилла Трофимовича Мазурова — Янины Станиславовны.
23 августа 1976 года Янина Мазурова писала жене Брежнева:
«Дорогая Виктория Петровна!
Примите от всей нашей семьи самую глубокую признательность и благодарность за все. Большое спасибо Леониду Ильичу и Вам. Сейчас у нас все тревоги позади, все прошло, как кошмарный сон».