- Слушай, - простонал Токарев, сморщив кирпичный нос. Не могу больше... дай мне стакан вина!
- Мне кажется, ты вчера и так слишком... того... - сказал кафка, неопределенно поводя лапой.
- Дай! - еще громче простонал Токарев. - И не спорь, пожалуйста. Галлюцинации не спорят...
Кафка протянул лапу куда-то под кресло и достал стакан, почти полный прозрачного, чуть пенящегося и чуть желтоватого вина. Токарев жадно схватил его и припал, и забулькал, а пока он булькал, кафка сказал с некоторой обидой в голосе:
- Так ты еще не поверил в меня, хозяин?
- Конечно, - сказал Токарев в перерыве мевду глотками. Вот сейчас допью, и ты исчезнешь... Не надо бы мне вчера столько смешивать...
- Но ведь я же не галлюцинация, не мираж. Как же я могу исчезнуть? - продолжал спорить кафка.
Токарев допил вино и, чувствуя, как проясняется в голове и крепнет мысль, глядел на него в полнейшем обалдении.
- А кем же ты еще можешь быть? - спросил он недоверчиво.
- Я - кафка, - с достоинством ответил тот.
- Оч-чень хорошо, - просипел Токарев, яростно почесав грудь. - А тогда зачем ты здесь? Что ты здесь будешь делать?
- Не знаю, хозяин... - честно признался кафка. - Я должен облегчить вашу жизнь, исполнять все ваши желания. А уж что я буду делать, это ваша забота... Наше дело маленькое - знай, исполняй, что прикажут, и все.
- Что же я с тобой буду делать? - пробормотал Токарев, встал, сунул озябшие ноги в шлепанцы и подошел к полуоткрытому окну. - И ведь людям-то не покажешь - засмеют. Эй, кафка, а кроме, как подавать вино, что ты еще можешь? - спросил он. За окном по тихой улице, дребезжа железом, проехал грузовик, за которым тянулось плотное облако белесой пыли.
- Мы, кафки, все можем, - ответил кафка. - Что ты, хозяин прикажешь, то я и могу.
- Вы? - переспросил Токарев. - Вас что, много? Сколько именно?
- А сколько вас, людей? - спросил в свою очередь кафка.
- Около четырех миллиардов.
- Вот и нас ровно столько же.
- Нy, а писать ты умеешь? - спросил Токарев. В его тягучем, оглушенном мозгу зашевелилась какая-то идея.
- Это-то мы, кафки, умеем лучше всего. Нам ведь только это и требуется, чтобы писать. Так что прикажешь, хозяин?
Токарев прошелся по комнате, подбирая с пола носки и брюки, и снова сел на кровать, скрипнувшую под его грузным телом.
- Так вот тебе задание, - сказал он, глядя на кафку в упор. - Пиши! Что хочешь, то и пиши, лишь бы хорошо выходило... да лояльно пиши, на советские темы? Ясно?
- Вот так бы и давно, хозяин, - весело сказал кафка. Все вы к этому приходите, хотя и начинаете почему-то с другого... Где у тебя машинка?
Началась веселая жизнь. Токарев отдыхал, проводя время без забот и хлопот, ходил в кино и театры, посещал выставки, встречался с многочисленными друзьями, а в трех журналах уже поместили его рассказы, и в толстом альманахе лежала обширная повесть, от которой редактор этого альманаха был без ума. И еще Токарев готовился подписать с издательством договор на роман-трилогию о современной советской деревне, в которой Токарев, надо сказать, отродясь не бывал, но роман собирался делать в расчете на то, что кафка вывезет.
Однажды в пустом, прокуренном коридоре Дома Писателей его остановил критик Заволжский.
- Привет старик, - бодро сказал критик. - Частенько тебя что-то стали видеть в обществе. Творческий простой?
- Напротив, мон шер, напротив, - весело потирая могучие руки, сказал Токарев. - Пишу, как никогда! Столько планов, столько возможностей... Да ты,конечно, читал уже последние рассказы...
- Читал, - сказал Заволжский. - И слов не нахоиу. Смело, сильно, даже, где-то, могуче! Не ожидал, старик, не ожидал. Я ведь, дело прошлое, чего уж, не принимал тебя раньше всерьез, а теперь гляжу, - может. Можешь писать, черт тебя!..
- Хорошо, хорошо, - нетерпеливо прервал его Токарев. - А вот скажи мне - ты слышал когда-нибудь про такую штуку кафка?
- Опять ты за старое, - простонал Заволжский. - Ты пойми, старик, это уж просто смешно. Кафка был заурядный писатель, а даае если и незаурядный, то все равно... Чего ты с ним носишься? Чего ты хочешь от него, да и от нас от всех? Не понимаю...
