Струя горячего зловонного воздуха ударила из покрытых мраком глубин насосного отделения, но Николсон и Ван Эффен оставили это без внимания и всмотрелись в темноту. Затем голландец включил фонарь, и они ясно разглядели перепачканные нефтью седые волосы взбиравшегося по трапу человека. Тут же две длинные руки потянулись вниз, и мгновением позже рядом со старшим помощником на палубе стоял человек, рефлекторно пытавшийся защитить лицо от хлынувшего жара. Он был в нефти с головы до ног, лишь белки глаз ярко выделялись на его перепачканном лице.
Николсон ошеломленно проговорил:
— Уилли!
— Он самый, — нараспев произнес Уиллоуби. — И никто другой. Старый добрый Уилли. «Цветущим молодым людям и девушкам надлежит…» Не простые ж мы, однако, смертные. — Он стер с лица немного нефти. — Никаких панихид по Уиллоуби.
— Но что, черт побери, вы делали?… Не обращайте внимания. Идемте, Уилли. Времени в обрез. Мы покидаем судно.
Поднимаясь на мостик, Уиллоуби жадно хватал ртом воздух.
— И куда же мы направимся?
— Как можно дальше от «Виромы», — мрачно сказал Николсон. — Танкер готов взлететь на воздух в любой момент.
Уиллоуби обернулся, прикрывая глаза рукой.
— Но это всего лишь бензин, Джонни. Всегда есть вероятность, что он просто выгорит сам по себе.
— Вспыхнула цистерна номер один.
— Тогда — в шлюпки, и да поможет нам Бог, — проговорил Уиллоуби. — Старина Уилли будет жить и бороться как-нибудь в другой раз.
Через пять минут обе шлюпки загрузили всем необходимым и приспустили для погрузки людей. Всех выживших, включая и раненых, собрали вместе. Николсон посмотрел на капитана.
— Готовы выслушать ваши приказания, сэр.
Файндхорн слабо улыбнулся, — и даже это, видно, стоило ему огромных усилий, ибо улыбка перешла в гримасу боли.
— Не время скромничать, мой мальчик. Вы командуете, мистер Николсон. — Он закашлялся и поднял глаза к небу. — Самолеты, мистер Николсон. Они запросто могут перестрелять нас, как кроликов во время спуска в шлюпки.
— Они безо всяких помех сделают это и в открытом море, — пожал плечами Николсон. — У нас нет выбора, сэр.
— Конечно. Простите за глупое замечание. — Файндхорн откинулся и закрыл глаза.
— Самолетов нам опасаться нечего, — раздался до странности уверенный голос Ван Эффена. Он улыбнулся Николсону. — Вы и я могли умереть уже дважды. Они или не могут, или не желают стрелять в нас. Есть также и другие причины, но время не терпит, мистер Николсон.
Глухой протяжный рокот прокатился по судну. Затем «Вирому» охватила тяжелая беспрерывная дрожь от носа до кормы, и почти мгновенно от резкого головокружительного крена палуба ушла из-под ног куда-то в сторону кормы. Николсон ухватился за дверь и слабо улыбнулся Ван Эффену.
— Время на самом деле не терпит, Ван Эффен. Не могли бы вы всегда столь масштабно иллюстрировать свои мысли? — Он повысил голос: — Так, всем в шлюпки.
Спешить, однако, следовало ранее — положение стало отчаянным. Перегородки цистерны номер два были прорваны, и нефть уже полилась в море, так как «Вирома» здорово осела на корму. Николсон ясно понимал, что чрезмерная суматоха и напряжение могли лишь вогнать пассажиров в панику. Маккиннон и Ван Эффен распределяли пассажиров по местам, перенося больных и укладывая их между банками, обмениваясь при этом спокойными, бодрыми репликами. Сквозь гул пожара пробивался какой-то странный звук, сочетавший пронзительное, заставлявшее леденеть кровь шипение и глухой треск, похожий на звук рвущегося ситца, только интенсивнее в тысячу раз.
Пекло теперь было просто невыносимым. Две огромные стены огня стали неуклонно сходиться друг с другом — бледно-голубая полупрозрачная завеса, поблескивавшая и полуреальная, наступавшая с носовой части танкера, и подернутая дымом, кроваво-красная — с кормы. Дыхание теперь раздирало горло. Дженкинс страдал, наверное, более всех, ибо раскаленный воздух постоянно запускал свои когти в обожженную кожу и кровоточащую плоть его рук. Маленький Питер Тэллон, наоборот, испытывал минимальные неудобства, о чем позаботился боцман, смочивший в раковине кладовой большое шерстяное одеяло и завернувший мальчика с ног до головы.
