К неведомым берегам - страница 2

Среди нескольких сотен рубленых домишек города Рыльска, когда-то столицы особого княжества, имевшей и собственный герб — кабанью голову и речку Рыло, одна глубоко вросшая в землю избушка в средине XVIII века принадлежала мешанину Ивану Афанасьевичу Шелихову.

Рыльск не без основания гордился своей многовековой бурной историей и участием в сколачивании Российского государства: горел и сравнивался с землей половцами, татарами, поляками. Разрушенный и опустевший, доселялся выходцами из соседних городов и, кряхтя, снова отстраивался в ожидании нового нашествия или пожара. Однако никогда не падал духом и упорно продолжал свою незатейливую, но оживленную торговлишку.

Ивану Шелихову жилось трудно — многочисленная семья подрезала крылья: мальчишки поголовно росли ничему не обученными, а девицы-бесприданницы большей частью оставались вековушами.

Из мальчиков некоторые надежды «выйти в люди» подавал только Гриша, приглянувшийся приезжему из Курска купцу Ивану Илларионовичу Голикову. Мальчик прижился в его семье, выучился читать, писать и бойко считать на счетах и незаметно стал дельным подручным у рыхлого стареющего купца. Подвижной характер любознательного мальчика и успешное исполнение даваемых поручений вызвали и частые поездки его даже в Санкт-Петербург, к заводчику Демидову и далеко на Урал, когда Демидов засиживался там на заводах.

Составление рекрутских списков в 1770 году нарушило спокойное течение жизни молодого Шелихова: он был вызвал в Рыльск для жеребьевки.

Не повезло — выпала на долю бессрочная солдатчина…

— Сломаешь жизнь-то, — говорил старый Шелихов, невольно любуясь силой и статной фигурой сына и в душе признавая, что рослый красивый детина так и просится на коня.

— Генералом стану, отец, — смеялся Гриша.

— Не греши и не шути, — вмешалась мать. — Не дворянин, чай. Дворянам, что уже в пеленках полками командуют, и то ноне служба нелегкая. А на несчастье в гвардию запишут — сопьешься. А еще хуже — собьют с пути истинного. Лучше подайся куды-нибудь да выходи в купцы. Солдат-то и без тебя в том же Рыльске полно.

Вернулся Гриша в Курск попрощаться.

— Откупиться нельзя? — деловито осведомился прижимистый Голиков, хотя ему хорошо было известно, что это делается простым представлением «охотника» — за деньги.

— Вот что, — внушительно и твердо сказал старик, — сегодня же подашься на Урал к Никите Никитовичу — он сейчас там. Напишу письмо — укроет. И научит, как там дальше…

С тяжелым сердцем отправлялся Гриша в путь. То, что старик не захотел выкупить нужного ему человека, больно ударило по самолюбию. Проявленная Голиковым скаредность была тем более обидна, что «охотники» шли за две, много за три сотни.

«Скряга», — подумал он и решил ни о чем больше не просить купца и никакого дела с ним не иметь.

Никиту Никитовича на заводах Гриша не застал, но зато свел знакомство с несколькими молодыми, как и он, людьми. Недавние знакомцы устремлялись дальше — в Сибирь. Они охотно отвечали на вопрос: «Куда подаетесь?» — но уклончиво бурчали, как только их неуместно спрашивали: «Зачем?» «Так, отвечали, — просто белый свет посмотреть».

До Иркутска добрался Шелихов уже один, растерявши спутников по дороге. Из Иркутска, по совету людей бывалых, направился в Кяхту попытать счастья в торговле с Китаем.

Накопленные в Курске деньги быстро таяли, но Григорий Иванович не унывал: он был уверен, что легко нащупает верные для заработка тропочки. Ничего не сулила хорошего в Кяхте поставленная торговля чаями — тут на посредничестве не разживешься, прибыльнее была мануфактура: сукна российские, даба китайская. Но самым выгодным оказалось пополнять недостающую в ассортименте пушнину: сплошь да рядом привозили исключительно добротные шкурки, но не в «ассортименте», а из-за этого скупщики требовали большой скидки. Особенно же часто это случалось из-за недостачи обыкновенной белки — она должна была составлять примерно четверть партии шкурок.