К критике политической экономии знака (примечания)

La valeur у Бодрийяра часто имеет сразу несколько значений — «стоимости», «ценности» и собственно «значения», «значимости». В зависимости от контекста дается различный перевод этого термина. — Прим. пер.

Потлач — традиционный праздник индейцев Северной Америки, во время которого было принято уничтожать большое количество материальных ценностей. — Прим. пер.

Положение, ранг, репутация, статус {англ.). — Прим пер.

Праздности, досуга (лат.). — Прим. пер.

Обидное, оскорбительное отличие (англ.). — Прим. пер.

От gadget — штучка, вещица, ерунда, бирюлька, нефункциональная техническая поделка, забавная игрушка (фр.). — Прим. пер.

Homo faber — человек умелый, создающий орудия труда; homo otiosus — человек праздный (лат.). — Прим. пер.

Этос — в современном терминологическом словоупотреблении обозначает промежуточный уровень между разнообразием нравов и чистой моралью, между сущим и должным; так сказать, «мораль по обычаю». — Прим. пер.

Стремление к достижению (англ.). — Прим. пер.

Подтверждение, доказательство, испытание (нем.). — Прим. пер.

Столовая, гостиная, общая комната (англ.). — Прим. пер.

Здесь: внеся соответствующие изменения (лат.). — Прим. пер.

От rustique — сельский, деревенский (фр.) — стиль дизайна интерьеров, мебели; архитектурный стиль. — Прим. пер.

Показной моральности (англ.). — Прим. пер.

Узуфрукт — право пользования чужим имуществом и доходами от него (юр.). — Прим. пер.

См., например, Мосс М. Общества. Обмен. Античность. М., 1996. — Прим. пер.

Легитимация (от лат. legitimus — законный) — осуществление признания и оправдания чего-либо определенным сообществом. — Прим. пер.

Предметы имущества женщины, не включенного в ее «приданое» (средневековый юридический термин). — Прим. пер.

Высшего класса (англ.). — Прим. пер.

Низшие и средние (англ.). — Прим. пер.

Путешествии (англ.). — Прим. перев.

См.: Фрейд 3. Толкование сновидений. К., 1991. — Прим. пер.

Objicere — бросать вперед, устремлять, противопоставлять, подвергать, причинять, вменять (лат.). — Прим. пер.

Борхес Х.Л. Аналитический язык Джона Уилкинса // Соч.: В 3 т. Рига, 1997. Т. 2. С. 85. — Прим. пер.

Мосс М. Очерк о даре // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. М., 1996. — Прим. пер.

Аргумент, основанный на недоказанном положении (лат.). — Прим. пер.

Исходя из опыта (лат.). — Прим. пер.

«Целью приобретения и накопления принято считать потребление накопленных материальных благ… Однако только в том случае, когда термин „материальное потребление“ взят в далеком от своего наивного смысла значении, можно сказать, что материальное потребление дает силу стимулу, от которого неизменным образом происходит накопление… Обладание богатством наделяет человека почетом, почет выделяет людей и делает их объектом зависти» (англ.). — Веблен Т. Теория праздного класса. М., 1984. С. 75–76. — Прим. пер.

«Демонстративное воздержание от труда становится общепринятым признаком почтенности» (англ.). — Прим. пер.

От противного (лат.). — Прим пер.

Веблен Т. Теория праздного класса. М., 1984. С. 144. — Прим. пер.

Стандартный пакет (англ.). — Прим. пер.

«Притворный». — Прим. пер.

Фрейд З. О нарцизме // Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности. Мн., 1990. С. 116. — Прим. пер.

Начальные слова закона о неприкосновенности личности, принятого английским парламентом в 1679 году. — Прим. пер.

Человек кибернетический (лат.). — Прим. пер.

Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. — Прим. пер.

Вульгата — от лат. vulgata — так назывался латинский перевод Библии; здесь и далее употребляется в переносном значении. — Прим. пер.

Неэкономные траты, расточительность (англ.). — Прим. пер.

Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч.: В 9 т. М., 1987. Т. 7. С. 35. — Прим. пер.

Рабочая сила и способность к труду (нем.). — Прим. пер.

Потребительная сила и способность потреблять (нем.). — Прим. пер.

Человек экономический (лат.). — Прим. пер.

Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч.: В 9 т. М., 1987. Т. 7. С. 69–70, 74–75. — Прим. пер.

Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 93. — Прим. пер.

Le spectre — это по-французски и «спектр», и «призрак». — Прим. пер.

Здесь: в жизни (лат.). — Прим. пер.

Здесь: в абстракции (лат.). — Прим. пер.

Барт P. S / Z. М., 1994. С. 19. — Прим. пер.

ERC (Enoncé — Relation — Contenu) — Высказывание — Отношение — Содержание (фр.). — Прим. пер.

«Входная», первая часть мессы. — Прим. пер.

Средства связи, информации, коммуникации и т. д. — Прим. пер.

Связи с общественностью (англ.). — Прим. пер.

Office de Radiodiffusion Télévision — Центр телерадиовещания (фр.). — Прим. пер.

«Счастливому меньшинству» (англ.). — Прим. пер.

Обратная связь (англ.). — Прим. пер.

Барт P. S/Z. М., 1994. С. 12–13. — Прим. пер.

См.: Оруэлл Дж. «1984» и эссе разных лет. М., 1989. — Прим. пер.

В силу провозглашаемого пафоса самого этого высказывания оно никоим образом не может переводиться. Medium может означать кроме «средства связи, информации, коммуникации» также «посредник» и «среда» Message подразумевает не только «информацию, сообщение», но даже и «массаж»… Речь идет о том, что первое обязательно является и вторым. — Прим. пер.

Компактное и мобильное переговорное устройство, рация. — Прим. пер.

Соответственно, le dessin, le dessein и le design. — Прим. пер.

См. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М., 1990. — Прим. пер.

Здесь: от противопоставления, от противного (лат.). — Прим. пер.

Онирический — сновидческий, фантазмический, похожий на галлюцинации. — Прим. пер.

Human engineering — психотехника, эргономика, инженерная психология; social engineering — социальная инженерия (англ.) — Прим. пер.

Отношения между людьми (англ.). — Прим. пер.

Система международного золотого стандарта для курсов конвертации валют (англ.). — Прим. пер.

Проникать, прокладывать, пронзать (лат.). — Прим. пер.

Достижение, осуществление (англ.). — Прим. пер.

Здесь и сейчас (лат.). — Прим. пер.

Французское rien («ничто») происходит от латинского res («вещь»). — Прим. пер.

Ничтожная вещь, пустяк (лат.). — Прим. пер.

Как известно, теоретической моделью теории как таковой выступает ум, который со времен Платона описывается в качестве чего-то живого, а именно животного, наделенного головой и хвостом. В этом отношении теорией не может быть, к примеру, построение о двух хвостах (хвосты всегда нужно отбрасывать или делать незаметными). Впрочем, «смешанное» строение теорий Бодрийяра, которым как бы не хватает ума, может вызвать разве что неумный смех, ведь одним из ее преимущественных предметов всегда оказывается нечто неорганичное, расчлененное и собранное, артикулированное повторно и вновь, нечто накладное и протезированное. Теория подражает своему предмету, тем более если таким предметом оказывается теоретическое как таковое. Бодрийяр имеет дело не с теориями ума и не с умными теориями, а с их «клонами», продуктами последовательного смешения и интеллектуального инбридинга. Побочным вопросом рассмотрения «теории у Бодрийяра» мог бы, поэтому, быть вопрос о таком выходе за пределы теоретического, который стал необходимым в связи с отсутствием самой «энтелехии» теории, ее ума, который превращает теорию в нечто органически дифференцированное.

Этот пункт, естественно, показывает лишь проблематичность сохранения термина «теория» при необходимости обращения к определенного рода теоретическим построениям. Дело ведь в том, что «фальшивость» может выступать в качестве лишь одного механизма симуляции, механизма, жестко привязанного к референциальному наполнению. Иначе говоря, фальшивым может быть только то, для чего есть некоторый референт или, в общем случае, идеальная модель— так, можно сфальшивить в песне, поскольку для каждой ноты существует ее точный образец, но нельзя сфальшивить, говоря на том или ином языке: можно говорить неправильно, с акцентом, но нельзя сделать фальшивой саму речь как практику именно этого языка, то есть нельзя притвориться, что говоришь именно на этом языке, «в действительности» говоря на каком-то ином. В отличие от «языковой» ситуации, теория всегда носит монетарный характер — она не признает безналичного расчета, бесконечного обращения валют и активов. Вся политэкономия Бодрийяра могла бы быть обращена на его собственную методологию, так что можно было показать, какие выводы экономия влечет по отношению к теории как таковой, теории, которая как умозрение требует идеи как золотого стандарта каждой вещи. В этом смысле обвинение Бодрийяра в распространении «возможно фальшивых» денег служит лишь первым шагом к рассмотрению экономического переворота внутри теоретического пространства как такового: можно ли обвинить в распространении фальшивых денег того, кто вообще не выпускает монеты, не чеканит их? Что происходит с теорией тогда, когда «денег» как «монет» не будет вовсе, то есть абстрактный обмен не будет обеспокоен своей собственной монетарной и, соответственно, референциальной формой? Может ли наука теоретически существовать без формы монеты? По сути дела, теоретическая стратегия Бодрийяра может быть сведена к попыткам осуществления такой доселе неизвестной формы научности.

В этом отношении тексты Бодрийяра и его теории представляются идеальным материалом для сторонников этики дискурса.

Термины «совместность», l'être en commun, и «сообщество», la communauté, используемые в современной философии такими авторами, как Ж.-Л. Нанси и Ж. Агамбен, и являющиеся парафразой хайдеггеровского Mit-Sein, не входят в словарь теорий Бодрийяра. Тем не менее, привлечение «совместности» может оказаться весьма продуктивным в попытке экспликации онтологического «косвенного» хода, осуществляемого в связи с деконструкцией всей сферы экономии, за пределами которой открывается символический обмен. Для Бодрийяра символический обмен, как выяснится, оказывается неким преимущественным «видом» совместности, причем эта совместность является совместностью людей, которые, по сути дела, еще не являются социальными животными.

Можно заметить, что тезис об «онтологической» совместности является расширением и преобразованием тезиса Хайдеггера о Mit-Sein. Но в то же время мысль, двигающаяся в сторону символического обмена, порывает со всеми основными ходами экзистенциальной аналитики как способа выявления структур Dasein и Mit-Sein. Было бы несложно показать, что не только эти структуры просто задают особую форму обмена, но и все основные положения Dasein-аналитики оказываются привязанными к особой экономии (вспомним хотя бы о ведущей роли «мира труда»). Иначе говоря, такая аналитика оказывается лишь частным случаем некоей более обширной логики, которая была обозначена Хайдеггером через отличие онтологического и онтического. Вся проблема отныне заключается в разведении этих пунктов, то есть в постоянном выявлении следов «онтического», приравниваемого в данном случае и к каким-то частным формам экономии, и к экономии как таковой.

Из относительно недавних работ, посвященных проблеме (не)возможности дара, особенно полезно было бы в данном пункте отослать к работе Деррида «Donner le temps. 1. Fausse monnnaie», где также обсуждается проблема формы монеты как таковой, имеющая тесную связь с формой теории у Бодрийяра.

После случившегося (лат.).

«Падение» символического и его сбой всегда только описываются. Ведущим описанием оказывается теория «установления семиологического порядка», то есть порядка кода, который включает в себя код разных стоимостей — от «естественной» и объективной потребительной стоимости до «симулятивной» знаковой стоимости. В противопоставлении символическому обмену все формы кода (и, соответственно, все формы вещей и предметов, определяемых в соответствии с этими кодами) задают места симулякров. Иначе говоря, симулякр, определимый кодом, вытесняет не какую-то первоначальную реальность, свой собственный референт, который он якобы подделывает, а возможность символического обмена, то есть такого обмена, который вообще не завязан на ту или иную форму «вещного», «реифицированного», «овеществленного» обмена.

Показательным оказывается отношение Бодрийяра к попыткам «освобождения» означающего, которые связываются им с деятельностью группы Tel Quel. Бодрийяр подробно описывает бесперспективность освобождения означаемого, референта, но о возможности освобождения означающего как о второй опасности сохранения и упрочения структуры и логики знака упоминает лишь вскользь. Между тем, эта вторая возможность в силу своей изощренности и мнимой революционности, по мнению Бодрийяра, еще более опасна. По сути дела, стратегии таких философов как Ж. Деррида (так же, как и всем литераторам и теоретикам Tel Quel) выносится суровый приговор — их деятельность объявляется продолжением и укреплением уже осуществившейся семиотической революции, установившей владычество формального знакового кода, который в «революции» философов и писателей полностью освобождается от каких бы то ни было реалистических преград (преград означаемого). «Письмо» в этом случае оказывается лишь обобщением логики кода, бесконечной игрой означающего, производящего свои собственные законы. В противовес этой стратегии Бодрийяр стремится вообще отказаться от кода. И здесь он идет на смыкание с классическими образцами осуществления «речи без языка», ведь символический обмен использует тот или иной семиотический материал, не обрекая его на необходимость выполнения неких правил означивания. Иначе говоря, любое означивание в символическом обмене должно осуществляться «в первый раз», без системы означивания, в непосредственной близи говорящих друг к другу и к самому себе. Параллельное чтение Бодрийяра и «О грамматологии» Ж. Деррида выявляет весьма интересные соответствия между описанием символического обмена и теорией Руссо о «народном празднике», площади, на которой разыгрывается обмен, не подчиненный еще какой бы то ни было грамматике (этот обмен, опять же, существует только до некоей катастрофы, до внедрения письма и кода, до формального установления означающего и власти). Все эти моменты подтверждают возможность некоторого погружения теории символического обмена в классические теории «близости», «голоса», «непосредственности». Другое дело — следует ли осуществлять тотальную редукцию теории символического обмена к таким известным метафизическим движениям? Быть может, необходимо как раз выделить сильную версию этой теории, версию, которая требует той критики «освобожденного означающего», которая напрямую так и не была осуществлена Бодрийяром и которая способна оказаться продуктивной именно в философском плане.