В 1893 году, ранней весной, я познакомился с Иосифом Николаевичем Мушинским. Он был тогда еще гимназистом седьмого класса Киевской первой гимназии, а я — учеником 4-го и последнего класса Киевского Александровского ремесленного училища. При каких обстоятельствах произошло наше знакомство, не буду рассказывать, так как это не имеет особого значения, и притом потребуется много места и времени. Через него я познакомился с резчиком по дереву, Марьяном Андреевичем Конопко (теперь уже умершим). С ним у меня и началась тесная дружба на почве самообразования. Марьян Конопко окончил Киевское двухклассное училище первым учеником, после чего поступил к хозяину учиться резчиком по дереву. В тоже время по воскресеньям он учился в Художественной школе Мурашко рисованию, которое ему было необходимо знать, как большое подспорье в ремесле резчика, а он хотел быть художником-резчиком и, будучи даровитым и очень способным, пробыв около года у хозяина, бросил его и стал работать самостоятельно, у себя дома, получая заказы от мелких столярных мастерских. Работая сам у себя, Конопко много времени посвящал чтению книг и меня привлекал к этому. Мушинский продолжал изредка видаться со мной и Конопко, и спрашивал, что мы поделываем. Я приблизительно рассказал ему о наших планах самообразования, и в этом разговоре он предложил мне одну книжечку, объяснив, что она бесцензурна, т.-е. запрещена, и взял слово с меня, что я буду осторожен, читая ее так, чтобы никто не видел, и по прочтении поделился с ним своим впечатлением (название этой книжечки «Кто чем живет» Дикштейна). Прочитав эту книжку и узнав о прибавочной стоимости и эксплоатации рабочего хозяином, и что все окружающее создано руками рабочего и по праву принадлежит только рабочему классу, я ринулся во - всю
[79]
агитировать рабочих, сверстников по моим летам. Конопко с своей стороны агитировал своих знакомых по школе рисования. Еще у него был знакомый конторщик, служивший в конторе нотариуса, и брат конторщика — сапожник. Ко всему этому прибавляется новое знакомство с Дмитрием Никитичем Неточаевым через того же Конопку, и мы всей этой группой время от времени собираемся и устраиваем совместные чтения по беллетристике, напр.: «Дети подземелья» Короленко, «Борьба за право», кажется, Францоза, и т. п. книжки. Устраиваем кассу на приобретение нелегальной литературы, затем составляем тесную группу из меня, Конопко, Неточаева и его знакомого, коллеги по гимназии, Веселовского. Последний поступил вольно-определяющимся в 5-й саперный понтонный батальон и сагитировал рядового, солдата Ромоданова, нестроевой роты. Он познакомил его с нами, и Ромоданов бывал даже на наших кружковых собраниях. Веселовский, получив нашивки унтер-офицера, стал вести себя некорректно с товарищем Ромодановым и однажды приказал ему почистить сапоги; Ромоданов приказа не послушал и был наказан Веселовским. Узнав от Ромоданова о подобном случае, мы стали бойкотировать Веселовского, прекратив с ним знакомство. Я, работая в Киевских главных мастерских Ю.-3. ж. д., агитировал своего однокашника Адамского, сблизился с Побегаловым, которого познакомил и порекомендовал на квартиру к Конопко. Побегалов был знаком с студентом Дмитрием Ивановичем Ангеловым-Стояновым, который, познакомившись через Побегалова с Антониной Конопко, познакомил ее с Верой Григорьевной Кржижановской, занимавшейся с женским кружком, состоявшим из следующих работниц: Раисы[38], Анюты, Мани[39], фамилий их не помню, и Антонины Конопко. О Вере Григорьевне Кржижановской я слышал от Конопко Антонины. Упоминаемые мною лица, как Ангелов-Стоянов, Вера Григорьевна Крыжановская и женский кружок работниц воскресают в моей памяти во время 1894 и 95 г.г. В этот период времени я знакомился еще с другими лицами из интеллигентного мира, принимавшими
[80]
участие в пропаганде и агитации среди рабочих, работавших в этом направлении: это были: Викентий Мечиславович Богуцкий
