В соответствии с принятым Ставкой решением Центральному и Воронежскому фронтам были отданы указания о создании прочной обороны…
Принятое командованием Центрального фронта решение было одобрено Верховным Главнокомандующим, и войска приступили к организации обороны».
Приняв решение о стратегической обороне в районе Курской дуги, Ставка направила на Центральный и Воронежский фронты А.М. Василевского и Г.К. Жукова.
Пусть они помогают Н.Ф. Ватутину и К.К. Рокоссовскому, соответственно, готовиться к отражению наступления. Ватутин с Василевским распределили войска по фронту равномерно, и это не вызывало возражений у Ставки, а Рокоссовский сосредоточил около 70% войск на 30% фронта, но именно там, где ожидал танковый удар немцев (район Ольховатки и Поныри). Вот тут «теоретик» Жуков и заволновался. А не придётся ли ему нести ответственность за такую самодеятельность? Да тут же (в отличие от Ватутина и Василевского) Рокоссовский всадил более 50% артбоезапаса (как выяснилось позже, за 40 минут до немецкого наступления и за 10 минут до их артподготовки) на головы немецких войск, танков и артиллерии, отодвинув их ослабленное тем самым наступление на целых два часа. Это теперь мы знаем, во что это всё вылилось. У Рокоссовского немцы даже первую линию обороны толком не сумели прорвать и через 6 дней захлебнулись полностью, Рокоссовскому не потребовались ни резервы Ставки, ни Резервного (Степного) фронта. А тогда, как только началась артподготовка Рокоссовского, Жуков срочно позвонил в Москву и, не говоря о ситуации, сообщил, что командующий фронтом все хорошо понимает и действует правильно, поэтому Жукову здесь делать нечего и он просит разрешить ему вернуться в Москву.
Не буду описывать блестящие действия Рокоссовского в ходе Курской битвы, но вот его слова: «К 11 июля фашистские войска, понеся огромные потери и не добившись успеха, прекратили наступление. За шесть дней непрерывных атак противнику удалось вклиниться в нашу оборону всего от 6 до 12 километров». А у Ватутина в это время самый тяжелый момент обороны, и резервы Ставки с Резервным фронтом ему помогают; Рокоссовский отмечает, что против него сражались семь пехотных, восемь танковых и одна моторизированная дивизия, против Ватутина - пять пехотных, восемь танковых и одна моторизированная.
Докучаев и Пищиков очень обтекаемо подводят итоги сражения. Они пишут: «В этой битве впервые были реализованы в полном объеме положения советского военного искусства, не только разработанные до войны, но и прошедшие проверку в Московской и Сталинградской битвах. Это главная заслуга советских военачальников - полководцев Г.К. Жукова, А.М. Василевского, К.К. Рокоссовского, Н.Ф. Ватутина, и других, а также Ставки во главе с И.В. Сталиным».
Если уж Докучаев и Пищиков упоминают здесь Ставку, то куда отнести персонально выделенного здесь Жукова? И кто тогда действовал «грамотно» на южном фасе дуги - Ватутин или Василевский?
Не сыграв никакой роли в ходе Курской битвы, Жуков, явно обиженный этим, стал ставить помехи действиям Рокоссовского. Когда его войска уже в наступлении под Бахмачом окружили и разгромили еще четыре пехотных дивизии врага и, взяв Нежин, открыли дорогу на Киев, оказалось, что фронт Ватутина, где находились Жуков и Хрущев, отстал от Центрального на 100-120 км. «Каково же было наше разочарование, - пишет Рокоссовский, - когда во второй половине сентября по распоряжению Ставки разграничительная линия между Центральным и Воронежским фронтами была отодвинута к северу, и Киев отошёл в полосу соседа! Нашим главным направлением теперь становилось черниговское.
Я счёл своим долгом позвонить Сталину. Сказал, что не понимаю причины такого изменения разграничительной линии. Ответил он коротко: это сделано по настоянию товарищей Жукова и Хрущева, они находятся там, им виднее».
И это ещё не вся деятельность Жукова и Хрущева! Рокоссовский добавляет: «Итак, к концу сентября войска правого крыла Центрального фронта на всем протяжении достигли реки Сож и готовились к ее форсированию, а войска левого крыла - 61, 13 и 60-я армии - к этому времени захватили и прочно удерживали плацдармы на западном берегу Днепра».