Начнем с того, что для действующего президента страны частный визит - большая редкость. Даже если представить себе, что он летит куда-то по своим личным делам, то все равно через официальные каналы согласуется его поездка, его встречают, ему оказывают содействие и провожают его официальные лица, причем, как правило, того же ранга, что и он сам. То есть, по существу, от официального визита это ничем не отличается. Возьмите, например, самого известного российского президент-туриста – Путина. У него за первые два президентских срока набралось зарубежных визитов больше, чем у всех генсеков Советского Союза вместе взятых, да еще и государей императоров вплоть до Петра I в придачу. И все так или иначе официальные!
Почему же здесь столь внушительная делегация – и частный визит?
Все дело в том, что при такого рода вояжах согласуется буквально всё: кто, куда, с кем приедет, что скажет, что сделает, что ему ответят и как. Если кто-то из вас подумает, что, скажем, тот же Путин с польским премьером Туском несколькими днями ранее опустились на колени перед катынским монументом в порыве скорбной страсти, пусть разочаруется: все было согласовано заранее. А также то, какими речами они при этом обменяются, равно как и их попутчики. На публике разыгрывается заранее отрежиссированный спектакль с уже расписанными ролями.
Вот тут-то кроется главная интрига «частного визита»: роли согласовать не удалось. Видимо, Качиньский потребовал того, что российская сторона предоставить ему была не готова. Чего именно – тоже не тайна за семью печатями. Речь могла идти только об одном: признании Россией государственной ответственности за катынский расстрел. И непосредственно вытекающего из него вопроса о компенсациях. То бишь, преклонили колени и, как сказал бы Остап Бендер: «Мамаша, пройдемте в закрома». Характерно, что среди всей польской верхушки, чье присутствие еще объяснимо возданием государственных почестей воинскому захоронению, в самолет как-то затесался и глава Национального банка Польши. Его роль в этой комбинации угадывается легко – старший по кассе.
Холокост по-польски
Итак, что это за компенсации и почему их так хотелось добиться Качиньскому?
Прежде всего обращу ваше внимание на любопытную деталь. Польшу с Россией связывает давняя история, в ходе которой то поляки отхватывали русские земли, то Россия делила Польшу. Но никогда - ни в прошлом, ни сейчас – не поднимался вопрос о том, что Россия Польшу грабила или объедала. Когда-то украинские демократы причитали, что все сало вывозится в Москву; прибалты до сих пор загибают пальцы, считая потери от «советской оккупации», а вот с Польшей ничего подобного не было. И неудивительно, ибо и в царские, и в советские времена экономическая подпитка всегда шла из России в Польшу, а не наоборот. Не будет преувеличением сказать, что за столько столетий многие в Польше к ней как-то привыкли.
Скачок к демократии и общечеловеческим ценностям на берегах Вислы подогревался идеей, что все будет так же хорошо, как и раньше, только вместо рублей теперь будут доллары. Облом оказался быстрым и резким. Несмотря на то, что Польша стала лучшим другом США в Европе, выяснилось, что американцы готовы помогать только тем, что выгодно им самим, т.е. оружием, а в европейском языке дружба и кошелек вообще два разных понятия. Нельзя сказать, что Польша не получила вообще ничего, но и с прошлым было не сравнить.
Эта тяжелая констатация стоила политической карьеры многим деятелям демократической ориентации, начиная с Леха Валенсы, поэтому Катынь остается для них практически последним политическим шансом на выживание.
Ценность гипотетических катынских компенсаций для польской демократуры в том, что они проектируются по образу и подобию «дани за холокост», которой Германия обложена уже более 60 лет. Потому Катынь выглядит в ее глазах как счетчик, на который можно поставить Россию навечно.
Вот, например, пассаж из статьи в газете «Коммерсант», №61, 2010 г., подробно отражающей польскую аргументацию, с многозначительным названием «Правда против правоты»:
