И перевод:
"Главный зал дома Элронда был полон народу: в основном Эльфами, хотя здесь были несколько гостей и другого сорта. Во главе длинного стола, на возвышении, в огромном кресле восседал, как и полагалось ему, Элронд; подле него с одной стороны сидел Гэндальф, с другой стороны сидел Глорфиндел.
Фродо смотрел на них в изумлении, потому что ни разу до этого не видел он Элронда,о котором рассказывают так много легенд; и сидевшие по правую и по левую руку от него Глорфиндел и Гэндальф (о котором Фродо думал, что знает его хорошо) предстали перед хоббитом как властители, исполненные силы и благородства.
Гэндальф был ниже ростом, чем остальные двое; но его длинные белые волосы, его окладистая серебряная борода, его широкие плечи придавали ему облик мудрого короля из древнейшей легенды. На его старом лице темные глаза под густыми белоснежными бровями были словно уголья, что способны стать вдруг сразу огнем.
Глорфиндел был высок и статен. Его волосы были сияющим золотом, его лицо было прекрасным и юным, бесстрашным и полным радости, его глаза были проницательны и ярки, его голос был подобен музыке; печать мудрости лежала у него на челе, и сила была у него в руках.
Лицо Элронда не знало времени - оно не было старым, оно не было молодым, хотя память множества дел и событий - полных радости и полных печали - оставили на нем свой след. Волосы хозяина дома были темны, как тени сумерек, и серебряный венец охватывал их. В его глазах, серых как безоблачный вечер, был свет, подобный свету звезд.
В своем величии Элронд казался увенчанным множеством зим королем, еще крепким, как испытанный в сражениях воин в самом расцвете своих сил. Он был Повелителем Ривендэлла и самым могущественным среди Эльфов и Людей".
Я специально выбрал отрывок, имеющий не так уж много отличий в переводе, но несущий совершенно разную окраску в повествовании. У Кистяковского - это еще одно сказочное описание внутри сказочного мира. У Толкина - это профессиональная имитация героического эпоса, место из Калевалы или Беовульфа, где описываются герои, их чертоги и пиры.
И тут возникают законные вопросы: следует ли обвинять персонально переводчиков в том, что мы так и не прочитали настоящего Толкина, и только ли Толкина исказили и переиначили при переводе? Ведь не на свои же деньги в советское время Муравьев переводил и издавал родоначальника Фэнтези? Была еще редакция, редколлегия, профком и партком, наконец!
Почему, скажем, Пастернак переводил Шекспира и не переводил Герберта Уэллса? Текст оригинала показался интереснее? Или потому что среда считала одного достойным внимания, а второго - нет?
Думаю, что изначально фантастика и фэнтези (особенно - фэнтези)
казались второстепенной литературой, а, значит, серьезные переводчики игнорировали авторов данного жанра. Требования к чистоте и точности переводов были изначально занижены - не редакциями, не издателями учителями литературы будущих переводчиков; и именно поэтому оригиналы большинства известнейших теперь авторов почти никогда не соответствуют переводам, сделавшим этих авторов известными.
Конечно, метод уже подзабытого соцреализма и его преподавание в советских школах сыграли в таком отношении к фэнтези и фантастике немалую роль. Однако, корни подобного отношения к вымыслу в литературе у русских переводчиков находятся на значительно большей исторической глубине.
Не имея возможности в ограниченном пространстве одной статьи подробно развернуть нижеследующую сентенцию, я призываю уважаемого нашего читателя задуматься вот о чем: в русской литературе отсутствует сказочный эпос.
Вернее, отсутствует традиция увязывать в одно целое разрозненные сказания. Более того, у нас существует укоренившееся пристрастие к необработанным литературно (что, почему-то, выдается за истинную старину) сказкам, собранным по заводским окраинам или глухим поселкам. Автору известны лишь два примера литературной обработки сказочного наследия, причем, один - гениальный, а второй - не очень.
Это "Слово о Полку Игореве" неизвестного автора и "Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю русскую"
