Я вынул скальпель из глотки Уорнинга и бинтом примотал его к своей голени, чтобы в любой момент достать. Я насвистывал, довольный своим видом. В очках и с новой стрижкой я словно стал на пять лет моложе и совсем не был похож на самого страшного серийного убийцу Англии со времен, когда Джек охотился на шлюх в Уайтчепеле.
Бог дарует убийцам пластичные лица. Мы часто кажемся слабыми и глупыми; пройдя на улице мимо Потрошителя, никто бы не подумал: «Этот малый выглядит так, будто вчера на ужин съел почку девчонки». За много лет до своего ареста я видел в газете две фотографии американского маньяка, насиловавшего малолеток, снимки были сделаны в течение нескольких месяцев один за другим. Если бы не подпись с фамилией, вы никогда бы не подумали, что это один и тот же человек. Казалось, он способен менять черты лица, разрез глаз, форму скул. Я такого не умел, но вполне обходился и так.
Когда я снял с крючка лабораторный халат, из кармана выпали две вещи: связка ключей от машины и книга в заляпанной мягкой обложке «Великий каннибал Америки: история Эда Гейна».
Я подобрал ключи и погладил маслянистый кожаный ярлычок с надписью «ягуар». Ключи так долго были для меня запретным предметом, что в руке даже выглядели опасными. Мне вообще редко доводилось видеть ключи от автомобиля. Я умею водить, но никогда не имел собственной машины. Езда по Лондону сильно выматывает, а с расширением подземки в ней отпадает необходимость.
Оставалось найти место парковки и нужный «ягуар». Я подошел к двери и опустил ручку. Заперто. Тут меня охватила паника. Они знают, что я здесь, живой среди мертвых, в ловушке. Ах да, ведь Драммон велел Уорнингу запереть дверь изнутри.
Я повернул засов, замок щелкнул, и тяжелая дверь открылась — первая дверь за пять лет.
В комнате пахло формальдегидом и экскрементами — тошнотворное мускусное зловоние. Я был рад покинуть эту сырую коробку, где отвратительный тип хотел вынуть и замариновать мои органы с помощью юноши, который едва достиг того возраста, чтобы заслужить смерти.
Дверь почти закрылась, когда я вспомнил, что Драммон говорил в диктофон. Очевидно, на пленку записалось все, что происходило с момента моего воскрешения. Я метнулся обратно, вынул кассету, снова вышел наружу и запер за собой дверь. Пустынный коридор уходил в никуда. Я подумал: а где же остальные, настоящие трупы? Но было не до этого.
Двери возникали в темных углублениях с каждой стороны. Несколько приоткрытых оказались без света и людей. Одна из них — лифт. Я нажал кнопку и стал ждать. В коридоре по-прежнему никого не было, хотя слышались слабые голоса.
Видимо, Пейнсвик переправил меня в довольно сонную сельскую клинику, чтобы избежать внимания прессы. Наверное, хотели установить причину смерти до того, как стервятники журналисты слетятся клевать плоть с моих костей. Ну да все-таки они попируют! Только не зараженным мясом Эндрю Комптона!
Двери лифта растворились, словно в стороны разъехались толстые металлические языки, и утроба кабины извергла двух бледных высоких людей: один в вертикальном положении, другой — в горизонтальном. Я чуть не попятился от удивления. Но это был всего лишь угрюмый, прыщавый, несколько театрального вида санитар, кативший тележку, покрытую белой простыней. Под ней лежало искривленное тело, у которого, очевидно, отсутствовали некоторые части. Оно словно прогибалось внутрь и крошилось прямо у меня на глазах. Я не стал долго заглядываться; и если высокомерный санитар решил сделать вид, что не замечает меня, то я и хотел остаться незамеченным.
Я нажал на кнопку с буквой «Ж». Пахло паленым. Лифт поехал вверх, меня слегка подташнивало. Дверца растворилась, и передо мной предстала картина оживленной деятельности: люди бегали, кричали, мимо пролетали столики на колесиках, кровь била фонтаном со стола, окруженного белыми и зелеными спинами, а из самой середины резко поднялась дрожащая рука пациента, словно потянулась к Богу, затем снова исчезла. И повсюду, теперь сильней, прослеживался резкий запах горелого. Я приехал в неотложку.
На тележке я заметил марлевые повязки, взял одну и нацепил на нос. Еще прихватил пару резиновых перчаток, подумав, что рано или поздно они мне пригодятся. Затем пробрался через это чистилище к двойным дверям, которые едва вырисовывались на другом конце помещения.
