Скверно, подумал Извек. Так недолго и без башки остаться. Надо бы что—то измудрить, пока ветер без сучков. Хотя, если терять окромя головы нечего, может ею и рискнуть.
После очередного наскока хана, Сотник отшатнулся и бессильно опустил руку с мечом. Заметив, как глаза хана сверкнули злорадством, неосторожно глянул в сторону леса. В тот же миг Радман резко скакнул вперёд и обрушил клинок на голову дружинника.
Извек запоздало вскинул руку. Сабля промяла слабую защиту и, лязгнув, впечатала подставленный плашмя меч в голову Извека. Дружинника отбросило на несколько шагов. Качаясь как мертвецки пьяный, он чудом удерживался на ногах. Руки висели плетьми, глаза невидяще блуждали, а по лицу скользнула юркая красная струйка.
Не глядя на оглушённого противника, Радман воздел руки, медленно развернулся к войску. Далёкие фигурки воинов заблестели вскинутыми клинками, спустя мгновение донёсся радостный вой. Не спеша, чтобы видели каждое движение, Радман шагнул к шатающемуся Извеку, взялся за рукоять обеими руками. Далёкий крик затих. В полной тишине, узорчатый дамасский клинок пошёл вверх и, будто накапливая мощь, замер в высшей точке замаха. Зубы хана блеснули в жестокой улыбке, с губ сорвалось зловещее:
— Отправляйся же…
— Да некогда мне, — мрачно откликнулся Извек. — Дел полно!
Плечо дружинника вздрогнуло. Радман застыл, не понимая что произошло. Встретив усталый, но вполне осмысленный взгляд Сотника, почувствовал между рёбрами холод. Опустив голову, увидел торчащий в груди меч. Не веря глазам, попытался рубануть дружинника, но силы подвели и он скрючился от пронзившей грудь боли. Перед глазами поплыли цветные пятна. В меркнущем сознании всплыло недавнее предсказание мудрецов о наследнике.
— Не увижу… — прошептал Радман и рывок клинка выдернул его угасающую жизнь.
— Ну уж извиняй, — буркнул Извек вытирая лицо.
Глянув на окровавленную ладонь, зло сплюнул. Вяло тряхнув мечом, вернул его в ножны и тяжело обернулся к коню.
— Ну, что стоим косорылимся? Бежать надо! Или будем глазки таращить?
Ворон, будто опомнившись, заспешил к хозяину. Коснувшись мордой окровавленного лица, зазвенел удилами. Извек провёл по лбу второй рукой, вытер обе ладони о штаны. Поправляя повод, проворчал сварливо, как дед Пильгуй:
— Ты бы на себя посмотрел. Сам весь в дырьях.
Конь, дрожа от возбуждения, косился на далёкий лес. Извек неловко вставил ногу в стремя, скрипнув зубами, кое — как взгромоздился верхом. Назад не смотрел. И так знал, что степняки уже прыгают в сёдла и отбивают руки о лошадиные крупы. Слух ловил приближающиеся звуки погони. Ворон едва дождался когда хозяин усядется и, с места, рванул в галоп. Навстречу снова ударил воздушный поток. Сотник зажмурился. Чувствовал себя прескверно, гадал: на долго ли хватит коню молодильной силы бабкиного угощения и, не свалится ли он с седла раньше времени.
Казалось, он сам и был боль. Болело всё: от костей и сухожилий, до кожи и корней волос. В ранах, под намокшими повязками, отдавался каждый удар сердца, суставы ломило, голова трещала, как городские ворота под стенобойным бревном. Боль была во всём, что видел, и во всём, что со встречным ветром вламывалось в уши.
Так плохо ему не было никогда. Даже когда отроком задремал в новгородской корчме, а пятеро ушкуйников, оглушили и долго били ногами, он чувствовал себя лучше…
Неча сопли жевать, воевать так воевать!
Языческая частушка
Мокша всё дивился на странного скакуна. Поначалу, когда из—за кустов выехали двое на чудном рогатом коне, подумал, что оборотни. Однако, услыхав из уст незнакомцев имя Извека, успокоился и проводил новых друзей к ожидавшим в лагере дружинникам. Там, вместе со всеми, второй раз выслушал рассказ о приключениях Сотника. В конце истории, услышав про напутствие Извека, весело хлопнул Микишку по плечу.
— Радуйся, паря! Попал куда надо! Я и есть Мокша, а вон тот, длинный как копьё и есть Эрзя. А это — доблестные княжьи дружинники, которые по милости одного из нас торчат теперь здесь, вместо того, чтобы сидеть в какой — нибудь харчевенке и следить, чтобы кружки не стояли пустые.
