Изобретатель вечности: Повести, рассказы, очерки - страница 58

Вот и вся сказка, рассказанная, правда, с пятого на десятое, потому что с десятого на двадцатое было бы слишком коротко, а со второго на пятое — слишком длинно.

Пчелы трудятся. Муравьи трудятся. А лошадь работает. Только работает. Как будто работа — это не труд, а труд — это не работа.

Но о лошади никто не скажет, что она трудится. И о собаке не скажет. О собаке принято говорить, что она служит.

Такое у них разделение труда: одни работают, другие трудятся, а третьи просто служат.

И это, конечно, большое облегчение. Тот, кто трудится, может не работать, тот, кто работает, может не трудиться…

Ну, а тот, кто не трудится и не работает, должен служить.

Хотя бы примером служить, как нужно трудиться и работать.

Жил-был Глупый Король, у которого женой была Умная Королева. Умную Королеву несколько смущало то, что она жена Глупого Короля, но утешало ее то, что жена Глупого Короля все-таки Королева, а кто такая жена умного дворника? Дворничиха, не более того.

Однажды Глупый Король решил пойти войной на другого, Неглупого короля и захватить его королевство.

— Сколько раз я его просил добровольно отдать мне свое королевство, — говорил Глупый Король жене. — Но он отвечал, что я ерунжу, что в случае чего я очучусь в незавидном положении. Но теперь я его убежу не словами, а превосходящей силой и техникой, я обезлюжу его королевство!

Умная Королева понимала, что Король не прав, потому что глаголы «убедить», «ерундить», «очутиться» и «обезлюдить» в первом лице единственного числа не употребляются, но она не возразила Глупому Королю, потому что, если возражать Глупому Королю, можно, чего доброго, перестать быть королевой.

— Да, конечно, ты не ерундишь, ты его убедишь и обезлюдишь его королевство, — говорила Умная Королева, употребляя эти глаголы в том лице, в каком они обычно употребляются. Грамматически она была совершенно права, хотя по сути глубоко ошибалась.

— Я его побежу! Побежу! — кричал вдохновленный ею Король, и было неясно, победит ли он противника или, напротив, от него побежит.

Это выяснилось лишь тогда, когда Глупый Король пошел войной на короля Неглупого и не победил, а побежал, хотя готовился к совершенно другому. И Неглупый Король захватил его королевство, но, конечно, не обезлюдил его, потому что был неглуп и понимал, что глагол «обезлюдить» в первом лице единственного числа не употребляется.

А Умная Королева перестала быть Королевой, хотя очень умно угождала королевской глупости. Потому что нельзя беспредельно угождать глупости, самое умное угождение глупости в конце концов превращается в глупость.

Вы думаете, я чужу?

Нет, этого я себе не позволю. Хотя бы потому, что глагол «чудить» не имеет формы первого лица единственного числа, а употребление несуществующих форм приводит, как вы убедились, к весьма печальным последствиям.

Какой я был ДУБ, когда зеленел на опушке леса, когда стоял у дороги, подпирая высокие небеса! Каждое слово в языке что-то значит, и у меня тоже было высокое, благородное значение. Я обозначал ДУБ, и мне казалось, что это я зеленею в лесу, развесисто стою у дороги и окунаю листья в прозрачную синеву.

Разве это плохое значение? Но мне захотелось выйти в люди, обозначать что-нибудь человеческое, потому что ЧЕЛОВЕК, я слышал, самое высокое понятие на земле.

Теперь я обозначаю человека, но это почему-то не приносит мне радости.

Когда я впервые начал обозначать человека, какой-то ЛОПУХ, который тогда уже обозначал человека, сказал мне:

— Эх ты, ДУБ! Обозначал бы себе то, что обозначал, не брался бы за то, в чем не смыслишь. Я, например, пока обозначал растение, был вполне приличным, литературным словом, а теперь я кто? Грубое слово, просторечное. Хорошего человека таким словом не назовешь.

Потом подошли другие, в прошлом приличные слова, которые, став обозначать человека, утратили свое былое приличие.

— Я когда-то обозначал шляпу, — сказал некий ШЛЯПА. — Если б вы знали, какую я шляпу обозначал! Да любую: и с полями, и без полей, и с ленточкой, и без ленточки…