— Вы мне не верите? Но я действительно только что оттуда. — Скайл протянул нам герметически закрытую стеклянную баночку. — Вот, взгляните: я наполнил ее космической пустотой.
Мы взглянули и ахнули: в баночке действительно было пусто.
Автоматический нищий не отходил от окна.
— Подайте бедному, несчастному! — металлически канючил он, жалобно мигая желтыми и красными лампочками.
— Проходи, проходи! — прикрикнула на него миссис Мроуз.
— Помилосердствуйте!
— Вот я на тебя автособаку спущу!
Автонищий исчез, испугавшись автособаки. Миссис Мроуз слышала, как он канючил под окнами у соседей.
Развели нищих…
Именно развели. В век всеобщего благосостояния, когда никто не нуждался ни в чьей помощи, специально были изобретены автонищие, чтобы сохранить в людях милосердие и доброту. Людям не хватает доброты, миссис Мроуз чувствовала, как ей не хватает доброты…
Миссис Мроуз вышла во двор и погладила автособаку.
Очередь протянулась на несколько кварталов: в магазине продавались таблетки красоты. За соседними прилавками скучали продавцы: им никак не удавалось сбыть лежалый товар: таблетки доброты, честности, благородства…
«Как это несправедливо! — подумал Черри (таблетки справедливости тоже не пользовались спросом). — И когда мы научимся видеть настоящие ценности, заботиться не о внешности, а о сути?»
Черри грустно покачал головой и стал в конец длинной очереди.
Когда Джон Рей въехал в новую квартиру, в ней уже кипела жизнь. Каждая стена жила своей жизнью, и на одной стене любили, на другой ссорились, на третьей уходили из семьи — то ли в другую семью, то ли в другую галактику[9].
Среди всех этих жизней жизнь самого Джона Рея казалась такой мелкой и несущественной, что он не решался как-то ее проявить. Он тихонько сидел, чтобы не спугнуть окружающей жизни.
Зазвонил телефон. Джон Рей хотел взять трубку, но ее уже взял какой-то тип с левой стены.
— Да, — сказал он, — я дома.
Оказывается, это он был дома!
Где-то Рей слыхал о тех временах, когда еще не было телевизоров. Вместо них были книги — листочки такие, сшитые пачечками. Смотришь на листочек и, хотя там тебе ничего не показывают, ты сам себе все представляешь. В воображении, как тогда говорили. А не нравится— закрыл книгу, засунул в шкаф. Чтоб от текущей жизни не отвлекала.
Рей потянулся к рюмке, но его опередила девица с правой стены. Воображаемая жизнь, хотя воображение как таковое уже устарело.
Где-то Рей слыхал о тех временах, когда еще стен не было. Все жили в лесу, на лоне природы. Под каким-нибудь деревом или даже на дереве. И из всех достижений цивилизации были только палки о двух концах, один конец которых показывает в сторону леса, а другой — в сторону цивилизации.
Семья встречалась только за обеденным столом, а все остальное время проводила в разных созвездиях. Сын отправлялся в созвездие Стрельца, дочь в созвездие Тельца, а мать в созвездие отца, чтобы проследить, чем он там занимается. За их совместную жизнь отец сменил немало созвездий: когда-то его тянуло к Деве, потом Кассиопея, оттеснив Деву, взяла над ним власть. А под конец, охладев и к той и к другой, отец пристрастился к Чаше…
Нет, они не летали в эти созвездия. Космический век кончился, себя не оправдав. Надоело жить со скоростью света, метаться между галактиками, тем более что изобретение «эффекта присутствия» позволяло побывать в любой точке космоса, не покидая родную Лямбду. Нажатие кнопки — и ты на планете Блямбде, еще нажатие — и ты на планете Глямбде.
Сын рассказывал о битве в созвездии Стрельца, в которой он одержал убедительную победу, используя «эффект присутствия» там, где его противник присутствовал в самом буквальном смысле.
Дочь пасла коров. Там, в своем созвездии, она пасла коров, бегала босиком по траве и дышала настоящим, а не искусственным воздухом.
— А мы посидели… — заговорил отец. — Хорошо посидели…
Ничего этого не было. Просто каждый уходил в свою комнату, ложился на электронный диван и, нажав, кнопку, начинал жить — не своей, а той, другой жизнью. Во вселенной хватало жизни, успеть бы только каждой пожить!
