Она была права — Настя владела способностями к внушению почти столь же хорошо, как сам Эйно. Но сейчас ему предстояло сосредоточиться на ином, а держать опера в железных тисках гипноза должен был кто-то еще. Так что «Дана Скалли» делала сознание Григория Владимировича чистым и незамутненным, сейчас следователь по особо важным делам готов был поделиться любым служебным секретом, какой только потребуется.
«Это ладно, но я-то здесь зачем?» — спросила себя Ольга. И ответ пришел сам собой. Тут она перепугалась по-настоящему, медленно протянув руку к карману куртки — там был спрятан казавшийся таким ненадежным револьвер.
— Не надо нервничать! — произнес Эйно, обращаясь к ней. — Справишься…
Шеф «Умбры» подошел к кровавому пятну на полу — первому из тех, что расползлись около дверей. Присел, провел над ним рукой. Потом кивнул, словно бы нашел то, что искал.
Тотчас же Эйно выпрямился, и Оля увидела, как меняются его черты лица. Сейчас, если смотреть магическим зрением, он показался окутанным дымкой. А во взгляде мага появился яростный синий блеск. Еще мгновение — и в его облике осталось очень мало человеческого, он превратился в темный силуэт, а из его глаз, как казалось, исходило ослепительное синее пламя.
Он заговорил — медленно произнося слово за словом. Ольга знала это Заклинание путей в измерения, хотя читать его вслух целиком строжайше запрещалось — обычно ученики должны были вкидывать при заучивании все имена. Иначе можно было спровоцировать большие неприятности — вплоть до локального прорыва Предела.
Ольга машинально повторяла про себя перевод: «Пусть Древний, правящий Миром Ужасов, придет и поговорит с нами, дабы снова мы упрочили союз меж преломлений Левого Пути… Гончие явились в этот мир, и нам не пройти, но придет время, и они склонятся перед нами — видящими два мира…»
Впрочем, важны были не слова, а происходящее.
Эйно закончил чтение, и Оля, которая вынуждена была отвести взгляд — точно также, как люди инстинктивно стараются не смотреть на огонь сварки — вдруг поняла: сейчас он принял свой обычный облик.
— Ну что, чувствуешь, где тварь? — спросил он, подойдя к Ольге.
Она отрицательно покачала головой.
— Вот и я пока не чувствую. Просто догадываюсь — далеко она не ушла. Милиция благоразумно не стала ворошить весь этот дом. Ничего, сейчас собачка проснется — уже наверняка проснулась. Зов Предела не мог не подействовать.
В этот момент Кассандра, все еще сидевшая на руках у Редрика, угрожающе зашипела.
— В башню, быстро! — проговорил Редрик. — Она там!
Каким образом Оля оказалась впереди всех, так и осталось неясным. Видимо, причиной было особенное чувство долга, присущее новичку, которому впервые поручили серьезное дело.
Когда она очутилась около винтовой лесенки, ведущей наверх, над ее головой что-то загрохотало.
Все, что последовало дальше, слилось для девушки в какие-то отдельные, почти не связанные между собой мгновения. Время как будто уплотнилось.
Вот внизу послышался чей-то предостерегающий крик — то ли Редрик, то ли Эйно, она даже не разобрала… Вот она взбирается наверх по ступенькам — почему-то на ощупь, здесь нет окон… Крик Эйно — на сей раз это точно он: «Стрелять по моей команде!»
Ломота в висках становится непереносимой, парализует, ей хочется отбросить револьвер и опуститься на пол, но она продолжает двигаться вперед… к чему-то угольно-черному, рывками приближающемуся к ней, словно бы зависающему в воздухе… Скорее подсознательно, чем на слух она уловила команду: «Стреляй!»
Но еще до того, как револьвер в ее руке тихо прожужжал, выбрасывая не пулю, но тонкую серебряную стрелу, ощущения изменились. Почему-то мир резко поменял свои очертания: тусклый свет, пробивающийся из окна донжона, стал темно-красным, а предметы обрели приземистые очертания. А потом головная боль сменилась тупым ударом — и дикой, невероятной тоской…
Кажется, она ударилась об острый угол какого-то шкафа (уже после Оля увидела, что башенка, которую использовали под кладовку, оказалась страшно захламлена). Именно этот болезненный удар вернул ей нормальное ощущение времени.