Но на сегодня у нас была другая программа. Когда хлопнула калитка, я выбросил сигарету, изобразил на лице приветливое выражение и пошел встречать гостей.
Мошкара билась в цветные стекла садовых фонарей, стрекотали в кустах цикады, висел в небе тонкий серпик луны, а из-за приоткрытой двери гостиной доносился негромкий джаз.
— Кто это играет? — спросил, вытирая жирные губы, Менандр.
Сувлаки и салаты уже были съедены, и было выпито две бутылки карменера. Насытившись, шумный толстяк Менандр, весь вечер донимавший нас бородатыми анекдотами, наконец-то слегка притих.
— Оркестр Унута Джебути, — сказал я.
— А! — кивнул Менандр с таким видом, как будто бы ему это о чем-то говорило, и запустил свои толстые пальцы в коробку с астланскими сигарами, столь неосмотрительно выставленную Дианой на стол.
— Знаете, чего я не понимаю? — спросила Арсиноя. — Как вы запоминаете все эти иностранные имена! Я сейчас читаю новый роман Персефоны Киркос, и от всех этих Чапультепеков, Хочимилько и Теспайокан у меня разыгрывается мигрень…
Маленькая щуплая пигалица Арсиноя красила волосы в вишневый цвет, повадки имела птичьи, и была к тому же непроходима тупа. Последнее было единственным обстоятельством, которое объединяло ее с мужем.
— Это моя работа, — пожал плечами я, раскуривая панателлу.
— Работа? — прогудел Менандр. — А по-моему, Агасфер, это очень вредная работа!
— Не жалуюсь… — сказал я недоуменно.
— Да не для вас! — отмахнулся Менандр. — Для студентов! Я не имею ничего против науки в целом, но ваши изыскания, статьи и лекции об иных мирах прививают нашей молодежи чуждые космополитические ценности!
— Ну-ну, дорогой, — защебетала Арсиноя, — ты слишком резок в суждениях…
— Ничего подобного, — сказал Менандр, и я понял, что он уже изрядно пьян. — Сперва дети слушают лекции про всякие там Шангри-Ла, потом начинают бредить иными мирами, а потом убегают из Тартесса! А этот шаг, Агасфер, обратного хода не имеет! Вернуться в Тартесс невозможно!
Диана вздрогнула и сжала мое запястье. Я погладил ее по руке.
— А вы не думаете, что они могут не захотеть возвращаться? — спросил я.
— Чушь! — отрезал Менандр. — Тартесс — лучший из миров!
— Да-да, — подтвердила Арсиноя. — Не представляю, чтобы я смогла жить где-нибудь еще!
— А вы пробовали? — тихо спросил я.
Менандр замолчал и уставился на меня, тяжело дыша. Я с холодной улыбкой встретил его взгляд. Через пару секунд Менандр отвел глаза в сторону, и я с чувством глубокого удовлетворения затянулся сигарой.
— Кто-нибудь хочет еще кофе? — спросила Диана.
Перед сном я в одних пижамных штанах прошлепал в ванную, умылся, почистил зубы и, скривив физиономию, посмотрел в зеркало на свое намечающееся от оседлой жизни брюшко. Еще пару лет, и я догоню Евгаммона…
Когда я вернулся в спальню, Диана лежала в постели с книжкой и демонстративно не обращала на меня внимания.
— Что читаем? — поинтересовался я.
Диана показала мне обложку, на которой мускулистый бронзовокожий метис сжимал в объятиях полуобнаженную девицу. «Под солнцем Астлана», гласило название, автор Персефона Киркос.
— Взяла у Арсинои? — спросил я, забираясь под одеяло.
Диана молча кивнула, не отрываясь от чтения.
— Ну прости, — сказал я виновато и чмокнул ее в плечо. — Ну пожалуйста! Не удержался…
Она отложила книжку и посмотрела на меня задумчиво.
— Иногда я думаю, — сказала она, — что ты здесь только потому, что никогда не пробовал оседлой жизни. Что для тебя все это — всего лишь новый опыт в бесконечной погоне за ощущениями…
— Не говори чепухи, — сказал я строго.
Грустно улыбнувшись, Диана коснулась ладонью моей щеки.
— Хотела бы я, чтобы это было просто чепухой…
— Давай спать, — сказал я и дернул за шнурок бра.
Спальня погрузилась в полумрак, подсвеченный снаружи уличными фонарями. Их серебристый свет падал на потолок спальни ровным прямоугольником. Диана поворочалась, устраиваясь поудобнее на моем плече, и сказала сонно:
— Мне все время кажется, что все, что было до Тартесса — вся моя прошлая жизнь — была всего лишь сном, и что только сейчас я начала жить по-настоящему… У тебя такое бывает?
— Да, — сказал я.
