То, что нам нужно, оказалось обычным лотком, заставленным самопальными гештальт-дисками без маркировок. За прилавком восседал продавец, коренастый и очень широкий дверг в кожаном жилете и с мелированной бородой.
— Господа желают? — залебезил он с сильным нифльхеймским акцентом, извлекая из недр прилавка список товара.
— Какого черта мы тут делаем, Метемфос? — не выдержал я.
— Наш клиент хочет избежать насилия, — вполголоса сказал тхебесец, изучая список гештальтов. — Ему крайне необходимо получить тело Иштар без повреждений. Ее гештальт значения не имеет. Понимаете, Ботадеус, к чему я клоню? Вам не придется ее похищать. Она сама сбежит с вами…
Я глубоко вздохнул. Все-таки Метемфос как был ограниченным служакой, так им и остался… Даже хорошие идеи он умудрялся опошлить.
— Как вам этот вариант: покорная рабыня, готовая на все ради хозяина? — прочитал он из списка дверга.
— Пойдемте, Метемфос, — сказал я, беря его за рукав. — Мы ничего не станем здесь покупать.
На станции метро Э-Сагглиа было холодно. Кто-то поджег и опрокинул урну, и ветер, налетавший из туннелей, гонял по почти пустому перрону тлеющие обрывки бумаги. Отделанные кафелем колонны по центру перрона обросли, как лишайником, наслоениями бумажных реклам и объявлений, отсыревших от влажного подземного воздуха. На закругленной стене туннеля гудела вполнакала неоновая паутина схемы метрополитена.
На скамейке у одной из колонн спал бомж, укрывшись рваным пальто. У турникетов тусовалась стайка подростков со странными прическами и вживленными под кожу косметическими имплантами. Внешне, да и повадками своими, включая вспышки кудахчущего смеха, они чем-то напомнили мне шедусов…
Поезд вынырнул из волглой темноты туннеля, как огромный трехглазый змей. Его округлая морда, будто поршень в гигантском шприце, вытолкнула перед собой стену затхлого и пыльного воздуха, и по пустынному перрону загуляли маленькие смерчи, закружив горящий мусор в странном танце.
Потом поезд зашипел совсем по-змеиному, притормозил и изрыгнул из своего чрева толпу людей в костюмах и при портфелях. В одно мгновение пустынную станцию Э-Сагглиа заполонила толпа белых воротничков, спешивших перейти на станцию Уру-азагга, с которой, если верить неоновой паутине, можно было добраться до кольцевой линии и очутиться в районе Атрахасис, деловом центре Сеннаара, где все носят костюмы и портфели. Я позволил этой толпе подхватить меня и увлечь в длинную бетонную кишку, заканчивающуюся эскалатором. Там, на эскалаторе, меня и догнал Ксатмек.
— Я нашел его, Раххаль, — сказал он, толкнув меня в спину и уронив в карман моей кожанки свернутый листик бумаги. — Он будет там сегодня вечером. Советую взять с собой Усангу.
— Спасибо, Ксатмек. Как Иштар?
— Уже ходит, начинает говорить. Инсталляция гештальта завтра утром, аукцион назначен на семь вечера. Сейчас с ней амазонки, и мне это не нравится. Можно поинтересоваться, зачем ты меня выдернул? — В голосе Ксатмека звучало плохо скрываемое раздражение.
— Нельзя, — сказал я. — Вот что, Ксатмек. Завтра весь день будь с Иштар. После инсталляции и до аукциона ты не должен выпускать ее из поля зрения ни на секунду. Понял? — спросил я, сходя со ступенек эскалатора.
— Понял, — бросил астланец перед тем, как бесследно раствориться в толпе.
Я отошел в сторонку, купил сигарет и окинул взглядом спешащих на работу белых воротничков. Чем-то они напоминали земляных червей, уверенно и тупо прокладывающих свой путь от дома до офиса и обратно. Говорят, среднестатистический житель Сеннаара треть жизни проводит в метро; еще две трети отнимает работа и шоппинг…
Я сунул руку в карман, вытащил записку Ксатмека, развернул ее, прочитал и вздрогнул. На мятом листке был адрес — район Барсиппа, улица Адаб, и название заведения: ночной клуб «Гинном».
Ночной клуб «Гинном» находился в бывшем бомбоубежище и разительно отличался от своего фешенебельного собрата под названием «Кенотаф». Чтобы попасть внутрь, Усанга сунул в окошко рядом с тяжеленной бронированной дверью, способной выдержать ударную волну атомной бомбы, пару мятых купюр и получил взамен два химических осветителя. Один из них он протянул мне, посторонился и пропустил меня вперед.
