— Надо встретиться, — потребовал Метемфос. — В шаньской закусочной «Фуонг-нам» в Бадтибире. Это возле метро Ка-димирра.
— Зачем? — спросил я.
Метемфос надулся, как жаба.
— По-моему, вы еще не проснулись. У меня есть для вас работа, — заявил он и отключился.
Опустив мобильник, я посмотрел вниз. Под дирижаблем и редкими полицейскими скиммерами по улицам текла сплошная световая река наземного транспорта.
— Кто это был? — сонно спросила репликантка у меня за спиной.
Я приложил ладонь к холодному оконному стеклу и сказал:
— Никто.
От метро я пошел пешком. С неба сыпала водяная пыль, и грохотало над головой ржавое железо древней надземки; из-под колес поезда то и дело брызгали снопья ослепительно-белых искр. Сгорбившись и спрятав лицо от дождя за поднятым воротом кожанки, я шагал по загаженным тротуарам Бадтибира, держа руки в карманах и смотря под ноги, чтобы не вступить в собачье дерьмо.
Навстречу мне проехал велорикша, за ним прошелестела стайка девушек в коротеньких юбках и с прозрачными зонтиками. Девушки щебетали между собой на местном уличном жаргоне, смеси из тхебесского, астланского и тортугского языков. Завидев меня, они призывно заулыбались и завиляли костлявыми бедрами. Я отрицательно покачал головой, и на меня обрушился поток разноязыкой брани…
Бадтибир давно уже превратился в гетто для иммигрантов, и на этих захламленных улицах редко можно было услышать сеннаарскую речь. Сюда, как в клоаку, стекались неудачники со всего мегаполиса, оседая плесенью в этих подворотнях и переулках, опиумных притонах и автоматических прачечных, экзотических закусочных и подвальных швейных цехах. Здесь нищая шпана вымогала гроши у нищих торгашей и проституток, убивая друг друга прямо на улицах, а полиция, обычно обходившая Бадтибир стороной, во время обострения уличных стычек устраивала рейды-зачистки, стреляя на поражение во все, что движется. Жизнь бурлила на улицах Бадтибира, как выгребная яма, в которую бросили дрожжи.
И над всем этим приземистым и грязным кирпичным лабиринтом высился зеркальный зиккурат-аркология «Набополассара». Основание этой громадины занимало четыре городских квартала, а крыша, увенчанная висячими садами, терялась где-то над слоем туч. И только маяк на вершине зиккурата пробивался сквозь смог и бросал размытое отражение на мокрые тротуары Бадтибира…
Закусочная «Фуонг-нам» оказалась крошечной забегаловкой, переделанной из старого троллейбуса: у длинной стойки под навесом трое работяг в комбинезонах и сдвинутых на лоб респираторах поглощали бобовую похлебку, и стоял, ковыряя палочками соевую лапшу, Метемфос.
— Добрый вечер, — сказал я, становясь рядом. Из-за стойки доносилось шкворчанье жареного криля, и валили клубы пара.
— И вам того же, — сказал Метемфос. — Примите мои поздравления в связи с блестящим окончанием операции.
Последние два месяца мы с Ксатмеком готовили уход Даттана — ведущего гештальт-программиста корпорации «Адме Севоим», связанного с ней пожизненным контрактом — в «Седрах Репликантс, ЛТД». Вчера Даттан трагически погиб в автокатастрофе… Самым сложным в инсценировке было найти подходящее тело.
— Доктор Седрах крайне доволен своим новым сотрудником…
— Я знаю, — сказал я, вспомнив репликанток.
— Я понимаю, что вы заслужили отпуск, — сказал Метемфос. — Но у нас есть новый клиент. Странный тип, но хорошо платит.
Мне принесли креветок и рисовое пиво.
— Что за работа?
— Завтра в Сеннаар прилетает Чандра Пратап Шастри из небесного города Амаравати, создатель и продюсер живой скульптуры Иштар. Вы и Ксатмек встретите его как представители охранной фирмы «Гильгамеш» и будете обеспечивать безопасность Шастри во время его пребывания в Сеннааре. У Шастри есть своя охрана, но он ей не доверяет. Он вообще законченный параноик… — Метемфос придвинул ко мне папку с тесемками. — Тут фото Шастри и документы сотрудников «Гильгамеша». Это официальная сторона.
— А на самом деле? — спросил я, отхлебнув водянистого пива.
— А на самом деле, — Метемфос выдержал паузу, — вы должны будете украсть живую скульптуру Иштар.
Я хмыкнул и вернулся к креветкам.
