И точно так же он переживал вместе с Ангелиной, когда та потеряла второго ребенка. Зачем-то поначалу скрывала это – милая, чистая. Не хотела опять напрягать его заботой о себе. Но потом, конечно, не выдержала, позвала…
Олег не мог ей признаться в своих чувствах. Стыдно как-то – у нее двойное горе, а он к ней подкатывает. Лучший друг семьи, называется.
Но сейчас, когда Ангелина лежала перед ним на диване, расстроенная и несчастная после Раиной выходки, Олег не смог сдержаться. Поцеловал ладонь любимой женщины – и все, «поплыл», что называется.
Он целовал ее ладонь, точно безумный. Ладонь, затем с другой стороны, где косточки – каждую, и каждый палец тоже, каждую фалангу по отдельности… Облизал, почти всосал в себя… Целовал и целовал ее руки, лизал и мял их губами, в ужасе от самого себя. Потом опомнился…
Потому что Ангелина застонала. Он поднял голову, всмотрелся в ее лицо. Она кусала губы. Тяжело дышала. Потом прошептала едва слышно:
– Да.
– Можно?
– Да, да…
– Это ужасно, да? Это плохо?
– Не знаю. Но я всегда… только о тебе… все эти годы… а нельзя… – пробормотала она.
Из ее бессвязного бормотания Олег понял, что, Ангелина, оказывается, тоже испытывала к нему нечто подобное. Это открытие просто ошеломило Олега. Он расстегнул «молнию» на ее забавной кофточке. Под ней – ничего. Прижался пылающей щекой к ее маленькой круглой груди. И почувствовал, что Ангелина тоже расстегивает на нем рубашку. Ремень. Короткий шорох другой «молнии»
– А-а… – застонал он, изгибаясь, когда почувствовал на себе ее руки. Тоже принялся стягивать с Ангелины кофточку, эти брючки. Она – вся горячая, влажная. Раскрытая.
Что было дальше, Олег уже не помнил. Словно во сне все происходило. Так хорошо ему еще никогда не было. И главное, оказалось, что Ангелина этого тоже хотела.
…Дрожа, сцепившись намертво, они долго лежали неподвижно, храня в себе последние искры только что произошедшего «фейерверка».
Потом Олег чуть отодвинулся и принялся разглядывать Ангелину с нежностью и удивлением. Теперь это была его женщина. И сразу так ясно, так просто вдруг стало. Словно этой близостью они разрубили тот гордиев узел, что не удавалось расплести целые годы.
– Я всегда любил тебя. Только тебя, ты знаешь?
– Нет. Но я… я тоже любила тебя. Это плохо?
– Это жизнь, милая. И она продолжается.
Вечером Олег вместе с Ангелиной поехал к Нине Филипповне – за Серафимой. Девочка привычно обрадовалась «любимому дяде Олежке». Повисла на нем, вцепившись ручками, потом положила ему руку на плечо и уснула.
Ангелина улыбнулась, глядя на них обоих. Поболтали с Ниной Филипповной. Олег сообщил матери покойного друга, что операция по замене коленного сустава назначена на ближайшие дни и пусть Нина Филипповна ни о чем не волнуется.
Затем Ангелина кое-как одела сонную девочку, и они ушли. Конечно, о своих, только что начавшихся отношениях несчастной женщине не сообщили. Зачем? Потом, все потом.
Поехали опять к Ангелине домой, уложили Серафиму спать. А сами ночью не спали, жадно наверстывая то, чего были лишены столько лет. Возможности открыто и полноценно любить друг друга…
Утром Олег проснулся и сказал Ангелине, едва открывшей глаза:
– Я решил. Ухожу от Раи. Все, с прошлым покончено. Хочу быть с тобой. У тебя. Ты согласна?
– Да, – не раздумывая, ответила она.
– Чуть позже разберемся с квартирным вопросом, я не собираюсь становиться примаком, – усмехнулся Олег.
– Все узнают. О нас…
– И что? Тебя волнует мнение других людей?
– Нет! – безмятежно улыбнувшись, потянулась Ангелина. Ее улыбка – словно солнышко взошло над миром.
– Маме скажу. Она обрадуется.
– А вдруг Любовь Петровна осудит меня?
– Ну что ты, она тебя тоже обожает!
Позже Олег поехал к матери.
Та сидела дома перед большим монитором и, смешно сдвинув очки на кончик носа, пыталась заказать себе какие-то туфли на лето в интернет-магазине. Стучала прямыми пальцами по клавиатуре.
– Вот, в отзывах пишут, что «большемерки»… Это значит, мне на мой тридцать пятый надо тридцать четвертый заказывать, а, Олежек? А у них нет тридцать четвертого!
– Погоди, мам, со своими туфлями. Есть серьезный разговор. Ты только не пугайся.
