Я провёл в этом доме минут двадцать пять – скорее хотел выйти на улицу и ветер. Мне уже было там невыносимо. Как в этом музее живёт и работает женщина, которая нас приветливо встретила и всё подробно показала, не понимаю.
А с виду – обычный домик, каких в Елабуге и по всей Руси полно. И деревня Колбиха, где был наш дом в Сибири, про который я вспоминаю только с любовью, состоит из таких же домов. И как-то жили люди после Марины Цветаевой в этом доме, жили многие годы, пока из дома не сделали музей. Представить себе не могу! Это самый страшный музей, в каком я был в жизни, музей, в котором как будто зафиксировано и запечатлено принятое решение, а очевидно, что у Марины Цветаевой был не порыв, не сиюминутное помутнение и отчаяние… В этом доме то решение появилось и росло.
Музей самоубийству – что может быть страшнее?
В музее на стенде представлена машинописная рукопись, видимо, авторский экземпляр, стихотворения Евгения Евтушенко «Елабужский гвоздь». Я прочитал его и сразу почти выбежал на улицу: я больше не мог там находиться.
Подлинность поэзии и непостижимость беды, которые так чувствуются в этом маленьком домике-музее, невозможно диссонировали с фальшью и пошлостью стихотворения. Поэзия как таковая и Марина Цветаева в этой поэзии, должно быть, так корёжатся оттого, что в доме лежит бумажка с этим стихотворением.
Я ещё раз убедился в том, что не знаю более пошлой, отталкивающей фигуры в нашей поэзии, чем Евгений Евтушенко. Я бы очень хотел порекомендовать тем, кто бережёт, хранит и любит этот особенный и столь впечатливший меня музей, убрать эту бумажку из экспозиции. К тому же она и её автор никакого отношения не имеют к жизни и творчеству великой поэтессы…
Вот какие неожиданные воспоминания и мысли накрыли меня на улице прекрасного Стокгольма, возле самого маленького театра в Швеции. Хотя и домики не похожи, и в Стокгольме ничто, ни один кустик и травинка не напоминают Елабугу, но всё же прекрасный Стокгольм, в котором мне в этот раз было так хорошо и в прежние мои приезды было тоже прекрасно, – это не моё. А Елабуга, в которую я заехал в первый раз в жизни на несколько часов, – моё, и с этим ничего не поделаешь.