На нашем же берегу буйствовали корпоративы, допивали последнее и дотанцовывали свадьбы, довыкрикивали последние на эту ночь поздравления пьяненькие деды морозы, стояли, покачиваясь у входов в разнообразные заведения, однообразно одетые пьяненькие мужички, курили, выпуская в морозный воздух целые облака дыма, и замедленно моргали хмельными глазами.
Ужасны и унизительны корпоративы сами по себе. Отчаянно беспросветны наши свадьбы по всей огромной стране во всех часовых поясах. Одинаковы везде – у нас.
Но когда это происходит в таком количестве и в таком небольшом городе, это производит сильное и гнетущее впечатление. К тому же совсем недавно я видел приятных, нарядных, разумных и очень симпатичных людей в зрительном зале – как капля в море они растворились в декабрьском субботнем корпоративно-свадебном городе.
Понимаю, что не надо, да и нельзя по таким безумным вечеру и ночи составлять впечатление о городе. Город опомнится, проспится и заживёт повседневной жизнью. Я это знаю. И впечатление от того, что происходило во время спектакля, мне эти вечер и ночь не испортили.
Просто в Благовещенске именно в этот субботний вечер и ночь всё сошлось воедино. Маленький российский город, крошечный на фоне миллионного, маленького по китайским меркам Хэйхэ, безумно веселящийся непонятно по какому поводу, причём веселящийся в основном в китайских заведениях и в одеждах, купленных на китайских рынках, веселящийся, несмотря на стужу, на абсолютно неясные, а скорее всего – тёмные перспективы, – вот такой Благовещенск мне показался весьма символичным.
Всё же в Благовещенске нам удалось найти тихий бар, где мы познакомились с несколькими приятными ребятами. С ними мы и пообщались. Они немного рассказали, как им живётся, как для них привычен и обычен Китай, где они бывают много и часто, а вот уже не припомнят, когда были в Москве. Питер же для кого-то из них был и остаётся мечтой и ощущается далёким и недосягаемым.
Поговорили о музыке, о кино, которые для нас оказались общими и теми же, что на берегу Балтийского моря, что на берегу Амура.
Вылет был очень ранним. Укладываться спать не имело смысла. Я хотел добраться до самолёта и уснуть в полёте – так и получилось.
Ехал я в аэропорт по ещё тёмному Благовещенску, перебирал в усталом и хмельном сознании свежие впечатления. Перед глазами мелькали картинки, а в ушах ещё грохотала музыка безумного корпоративно-свадебного веселья. Я вспоминал этих людей, эти танцы и прямо видел Дон Кихота Ламанчского в исполнении Черкасова. Какие же у него были неподражаемые лицо и интонация, когда он наивно и отчаянно говорил: «Люди! Кто надел эти ужасные маски на ваши прекрасные лица?»
В следующий раз хочу приехать в Благовещенск вне кануна какого-нибудь праздника…
Ехал я по утреннему воскресному Благовещенску, безлюдному, холодному, затихшему, и думал: «Ничего. Проспятся, отдохнут, примут водные процедуры, успокоятся и в понедельник выйдут на работу людьми, потому что по-другому нельзя, по-другому не бывает».
Всего неделю назад, в воскресенье, у меня были очень длинные сутки. Не правда ли, занятно вылететь ранним утром из Благовещенска, лететь семь часов, прилететь в Москву, следом вылететь в Кишинёв – и прилететь в Кишинёв засветло. В прошлое воскресенье в сутках у меня получилось тридцать два часа.
Был в третий раз в Кишинёве, но впервые видел город без снега. Всегда прибываю сюда в декабре. И предыдущие оба раза город был не просто засыпан – завален снегом. В этот раз столица Молдовы была туманна, влажна и промозгла, но было чистенько и без снега.
Когда три года назад впервые смотрел на город с высоты гостиничного номера, он вечером был тёмен, и только центральная улица светилась как некая единственная магистраль. Нынче же городские улицы освещены, а центральная улица и площадь просто сияют рождественским и новогодним убранством. Причём украшены не крикливо, не глупо, а красиво и трогательно.
Однако три года назад настроение людей, с которыми мне посчастливилось познакомиться, было веселее. Они не заводили грустных разговоров о ближайших безрадостных перспективах. Нынче же, в свете новогодних огней, кишинёвские мои знакомцы с печалью поведали мне о том, что, скорее всего, я вижу перед собой исчезающую самобытную страну, почти исчезнувшую культуру, а от города, в котором они родились, прожили детство и юность, остались только общие очертания, без внутренней сути и содержания. Они говорили о том, что неизбежно скорое растворение маленькой Молдовы в большой Румынии, что и у президента, и у мэра, и даже у силовых министров двойное гражданство и румынские паспорта, и что они сами, несмотря на весь свой патриотизм, уже имеют румынские паспорта.
